Дмитрий Дулич

Начало боевых действий на Крайнем Севере в годы Великой Отечественной войны в силу различных причин вместило в себя множество загадок, необъяснимых на первый взгляд событий, да и просто белых пятен. Так, к примеру, объяснение неудачных для советских войск боёв на мурманском направлении в конце июня 1941 г. получило в настоящее время, на мой взгляд, излишне упрощённую трактовку которая в одной из версий сформулирована так: «даже имея запас времени в 3-4 дня, командование 14-й дивизией так и не смогло мобилизовать и правильно расположить имеющиеся в его распоряжении силы и средства»[1].

Попробуем разобраться, справедлив ли такой однозначный вывод и имеет ли он под собой реальные основания. Ведь сами участники войны были не столь категоричны в своих оценках этих событий: «В результате упорного боя на Титовке командование армии получило довольно полные данные о составе, силах и дальнейших намерениях противника. Титовка приняла на себя первый удар врага»[2]. Построим свой анализ на изучении той исторической и справочной литературы, которая имеет отношение к интересующему нас периоду и имеется практически в любой библиотеке.

Во многих отечественных источниках можно встретить упоминания о мероприятиях советского командования по прикрытию госграницы в конце июня 1941 года. Официальная история Карельского фронта прямо пишет о наличии в 1941 году у советских войск «плана прикрытия северной государственной границы»[3].

Вполне естественно, что такой документ должен дать ответы на многие вопросы, ведь в нём должна содержаться не только дислокация соединений и частей, но и задачи, которые ставились этим войскам (в частности, из него можно было бы узнать, были ли наши войска в районе Титовки в 1941 г. «сориентированы на наступление»[4]). Поскольку речь идёт о прикрытии, а фактически о защите государственной границы, то мероприятия, проводившиеся командованием 14-й армии и, собственно, всего Ленинградского военного округа, должны были быть частью единого плана, общего для всех вооружённых сил, с учётом тех задач, решение которых было возложено на 14-ю армию. Для того, чтобы понять основную суть этих задач, достаточно проанализировать дислокацию соединений и частей, которая существовала на 22 июня 1941 года на Крайнем Севере и на действия по передислокации войск после начала войны, которые были предприняты командованием 14-й армии в соответствии с этим планом (а также и вопреки этому плану, в соответствии со складывавшейся на тот момент обстановкой).

Этот план был введён в действие 22 июня 1941 г. указанием Военного совета Ленинградского военного округа: «Войска (Северного, созданного 24.06.1941 г. – Д.Д.) фронта при поддержке Северного флота имели задачу оборонять государственную границу с Финляндией и не допустить вторжения противника на советскую территорию»[5].

На мурманском направлении решение этой задачи было возложено на войска 14-й армии, развёрнутые на побережье Баренцева моря и вдоль границы (14-я стрелковая дивизия, 52-я стрелковая дивизия, 23-й УР, 104-й пушечный артиллерийский полк РГК, 1-я смешанная авиационная дивизия, 31-й отдельный сапёрный батальон). В оперативном подчинении у 14-й армии находились Северный флот, 72, 82, 100 и 101-й пограничные отряды, 35-я отдельная пограничная комендатура Мурманского пограничного округа, которые должны были содействовать командованию армии в решении поставленных ему задач: «Армия имела задачу прикрыть северное побережье Кольского полуострова, удержать полуострова Рыбачий и Средний и не допустить прорыва противника на мурманском, кандалакшском и кестеньгском направлениях. Ширина полосы обороны армии достигала 550 км (с севера на юг, без учёта побережья – Д.Д.). Оперативное построение – в один эшелон»[6].

Рассмотрим, каким образом (до начала войны, т.е. до 22.06.1941 г., что весьма важно – Д.Д.) командование 14-й армии расположило имевшиеся в его распоряжении войска на мурманском направлении, какие задачи оно перед ними поставило и как эти войска укомплектовало, подготовив их к началу боевых действий.

Одна из двух имевшихся здесь полноценных стрелковых дивизий, 52-я сд, располагалась в Мурманске, Кировске и Мончегорске, находясь в резерве командования 14-й армии[7].

Другая дивизия, имевшаяся у командования 14-й армии на мурманском направлении, 14-я сд, была в прямом смысле слова разобрана по частям: 325-й стрелковый полк и 143-й артиллерийский полк этой дивизии находились в противодесантной обороне, защищая северное побережье Кольского полуострова от мыса Святой Нос до острова Кильдин, имея задачу «не допустить высадки морских десантов противника и создания им баз в районах Иоканьга, Териберка и остров Кильдин»[8].

95-й стрелковый полк 14-й стрелковой дивизии, усиленный 241-м гаубичным полком (без 2-го артиллерийского дивизиона) и 35-м отдельным разведывательным батальоном 14-й стрелковой дивизии, находился в районе Титовки с задачей «прикрытия», а фактически обороны советско-финской границы. Подразделения 95-го сп и 35-го орб располагались вдоль границы от губы Малая Волоковая до озера Лайя.

135-й стрелковый полк 14-й стрелковой дивизии и 2-й артиллерийский дивизион 241-го гаубичного полка находились на полуостровах Средний и Рыбачий, являясь частью войск 23-го УР, расположенного на этих полуостровах. Главной задачей 23-го УР, созданного приказом командующего 14-й армией генерал-лейтенанта В.А.Фролова, являлось не допустить высадки на полуострова Средний и Рыбачий морских и воздушных десантов противника, а в случае проникновения противника на полуострова – уничтожить его[9].

Кроме частей и подразделений 14-й стрелковой дивизии, к 22.06.1941 г. 23-й УР имел в своём составе 7-й и 15-й отдельные пулемётные батальоны, 221-я береговую батарею Северного флота и восемь артиллерийских батарей 104-го пушечного артиллерийского полка РГК. 15-й отдельный пульбат располагался в западной части полуострова Средний, там же находилась 221-я батарея 113-й отдельного артиллерийского дивизиона СФ и три батареи 104-го артполка. 7-й отдельный пульбат занимал позиции в северо-западной части полуострова Рыбачий. На Рыбачьем находились пять артиллерийских батарей 104-го пап, и, как было указано выше, 135-й сп 14 сд. Остальные батареи 104-го пап дислоцировались на Кольском полуострове.

По свидетельству генерала С. Кабанова, «вся оборона полуостровов перед войной была нацелена на отражение противника с моря. Несмотря на близость сухопутной границы с Финляндией, только что проигравшей так называемую «зимнюю войну», почему-то считалось, что нападения на полуострова через перешеек ожидать не следует»[10].

Парадокс здесь только на первый взгляд. Дело в том, что ситуацию начала 1941 года в наши дни пытаются анализировать с точки зрения середины лета этого же года, когда ход военных действий принял волне конкретные очертания и всё расставил по своим местам. Но никаких войск потенциального противника, способного нападать на полуострова через перешеек, весной 1941 года у советских границ не было! Зная это, наше командование размещало имеющиеся в его распоряжении силы наиболее рациональным, как оно тогда считало, образом. Явно находясь под впечатлением успешных операций немецких войск по высадке воздушных (на Крите и в Бельгии) и морских (в Норвегии) десантов, наши военачальники ожидали нечто подобное и на Крайнем Севере. То, что для реализации подобного способа нападения требуются значительное количество боевых кораблей и транспортных судов, а также военно-транспортной авиации, которыми немецкое командование в Северной Норвегии не располагало, во внимание советскими стратегами принято не было. Поэтому и задачи перед личным составом 23-го УР в директиве 14-й армии от 10 июня 1941 года ставились соответствующие: «1. Упорно оборонять полуострова Рыбачий и Средний, не допустив высадки на них морских и воздушных десантов. 2 Быть готовым к одновременным действиям против морских и воздушных десантов, уничтожая их на всей территории полуостровов…»[11].

То, насколько наше командование было увлечено идеей применения вероятным противником массовых морских и воздушных десантов, точнее, какое внимание уделялось организации противодействия высадке подобных десантов, можно понять, изучая и сравнивая между собой свидетельства участников минувшей войны. Вот, к примеру, как проводит занятия с личным составом только что прибывший на полуострова помощник командира 221-й батареи лейтенант Ф.Поночевный. Проверив боевую готовность дальномерного поста, он даёт им вводную: «Пеленг двести семьдесят пять градусов, дальность восемьдесят кабельтовых, курсом на батарею идут десантные корабли противника!». Затем обстановка уточняется: «Корабли противника открыли огонь по батарее. Тяжело ранен краснофлотец Куколев». Потом наступает финал: «Секундомер отсчитывает время. И я вынужден огорчить несчастных дальномерщиков: пока они возились, корабли противника уже подошли к берегу, высадили морской десант и слева к дальномеру движутся автоматчики врага»[12]. Затем следует разбор учения.

А вот что можно прочесть в воспоминаниях командира взвода пешей разведки штаба 135-го стрелкового полка 14-й стрелковой дивизии В.П.Барболина: «Летом 1940 года всех офицеров дивизии вызвали на штабные учения в район Титовки. Затем в дивизии прошли учения на тему «Контратака по вклинившемуся противнику» с боевой стрельбой из всех видов оружия. За учениями последовал их разбор. В заключение генерал (А.А.Журба – Д.Д.) поставил перед офицерами дивизии задачи, которые предстояло решать в ближайшее время. – Во всех частях и подразделениях боевую подготовку вести в соответствии с приказом наркома обороны, повысить боеготовность, усилить охрану и наблюдение, – приказал он. – Это в первую очередь. Одновременно необходимо ускоренными темпами строить дороги полевого типа по вероятным направлениям контратак, готовить рубежи развёртывания войск для отражения возможных десантов противника с моря и воздуха»[13].

Прошёл год. Задачи войскам 14-й дивизии не изменились. 20 июня 1941 года командир 135-го стрелкового полка, полковник Пашковский, ставит задачи своим командирам рот: «Усилить посты и караулы, вести тщательное наблюдение за морем и воздухом»[14].

Но вот началась война и в действие вступили давно составленные планы: «Полковник Пашковский отдал боевой приказ: «Всем подразделениям полка в полной боевой готовности занять предусмотренные планом прикрытия свои участки обороны. Не дожидаясь установления связи с КП полка, в случае обнаружения высадки десанта противника с моря или воздуха, немедленно вступать в бой и уничтожать врага». После обеда (22 июня – Д.Д.) батальоны, в полном боевом снаряжении, начали выдвигаться в районы, предусмотренные планом боевого развёртывания. 2-й стрелковый батальон рассредоточился по всему полуострову Среднему в готовности отразить воздушный десант противника»[15].

То, что задачи по противодействию вероятным десантам противника остались после начала войны без изменений, находит в воспоминаниях ветеранов обороны Среднего и Рыбачьего множество подтверждений. В частности, 26.06.1941 г. на полуострове Средний обстановка была следующей: «[сегодня] получен приказ командира полка (104-го пап – Д.Д.), в котором определены задачи нашего 1-го дивизиона и 2-й батареи. Батарее была поставлена боевая задача совместно с 221-й батареей береговой обороны, взаимодействуя с 15-м отдельным пулемётным батальоном, быть готовой своим огнём не допустить высадки вражеских десантов и препятствовать проходу неприятельских судов в порт Петсамо»[16].

25 июня, когда 2-я батарея 104-го пушечного артиллерийского полка, расположенная на северо-западном побережье полуострова Средний, выполняя приказание командующего 14-й армии, сметала своим огнём финские постройки на островах Хейня-Саари (в настоящее время – Айновские острова), в штабе 135-го полка это воспринимается как начало высадки десанта: «- Уж не десант ли высаживается? – спросил кто-то в штабе. Полковник Пашковский приказал связаться со штабом артиллеристов. Никакого десанта не было»[17]. Даже пополнение, прибывшее 25 июня в Титовку, сразу нацеливали на уничтожение возможных десантов: «В Западном Озерко им выдали винтовки с патронами и направили на Рыбачий, приказав в случае обнаружения десанта с моря или воздуха вступать в бой»[18].

Характерный эпизод, показывающий настроение, царившее в штабах того времени, приводит в своих воспоминаниях В.П. Барболин: «наметив линии дозоров, [я] направился в штаб 2-го батальона (того самого, что имел задачей борьбу с воздушными десантами на полуострове Средний – Д.Д.) для увязки действий разведки. Штаб располагался у дороги в ущелье между сопок (по всей видимости, возле ручья Корабельный – Д.Д.). Начальник штаба лейтенант Калугин сообщил, что телефонная связь со штабом полка (135-го стрелкового – Д.Д.) ещё не установлена, а использовать рацию запрещено, чтобы не быть запеленгованными противником. Донесение в штаб полка пришлось посылать с конным нарочным. В штабе батальона царила какая-то неопределённость. Твёрдых решений не было. Батальон готовился к отражению возможных морских и воздушных десантов противника, а их пока не было»[19]. Здесь смешалось всё: осознание реальности войны, «радиобоязнь», столь характерная для нашей армии в те годы, а также ожидание так и не состоявшихся авиадесантов противника.

Почти анекдотический случай «отражения десанта» описан Н.Быстряковым: «1 июля 1941 года, закончив ремонт дороги на Кутовую, мы прибыли в Западное Озерко. Не успели прикончить чудесный обед, приготовленный нашим поваром Наумом Шмидтом, как раздались сигналы боевой тревоги. Нам объяснили, что в центре полуострова Средний приземлилась большая группа вражеских парашютистов, и комендант укрепрайона полковник Красильников приказал немедленно выслать заградительные отряды для уничтожения врага. Наша рота тоже выделила группу бойцов для отражения десанта. Меня назначили командиром. До места высадки парашютистов около пяти километров. Перевалив через сопку, мы вышли на голую каменистую площадку. Это и есть наш участок. Полночь. С низины, откуда мы ждём врага, пополз густой, молочный туман. На нас надвигалась белесая стена метров пять высотой. Может быть, в этом тумане и прячутся парашютисты? Вдруг тишину нарушили резкие звуки выстрелов. Где-то ниже нас началась стрельба. Видимо, враг наткнулся на соседний отряд заграждения. Надо быть наготове. Вскоре стрельба затихла. Но тревога не проходила. И тут неожиданно сзади нас послышались крики: «Внимание! Свои! Отбой!» Это оказался наш сапёр Шестаков. От него мы узнали, что тревога была беспричинной. Кто-то увидел рядом с пролетавшим немецким самолётом белые комья облаков и принял их за парашюты. Бойцы соседнего заградительного отряда, не выдержав напряжения, стали расстреливать… туман»[20]. У страха, как говорят, глаза велики! Иначе, как противодесантным психозом, это состояние войск и не назвать[21].

Самое удивительное, что некоторые из защитников Среднего и Рыбачьего всё-таки дождались морского десанта противника! Описание героического боя по отражению этого долгожданного десанта можно найти в том же сборнике воспоминаний. О нем поведал бывший командир 2-й батареи 104-го пап В.Соколов: «На следующий день после этой бомбёжки (т.е. 4 июля 1941 года – Д.Д.) немцы попытались высадить морской десант на побережье Среднего. Наблюдатель ефрейтор Старосельский обнаружил приближающийся к батарее караван транспортных судов в сопровождении эсминца и группы сторожевиков. Мы открыли огонь по каравану, а на нас ринулись сверху немецкие самолёты. Наши снаряды подбили сторожевой катер и корабль. Несколько раз фашисты пытались прорваться к берегу сквозь заслон огня, но сделать это им не удалось. В конце концов, они повернули назад»[22].

Но уже в книжке «На правом фланге фронта», изданной Воениздатом в 1985 г., автором которой был всё тот же В.Соколов, от этого боя отлетает вся «противодесантная» шелуха. Всё становится на свои места: 2-я батарея 104-го пап, расположенная на северо-западе Среднего, не пускает транспорты противника в порт Лиинахамари: «Утро 4 июля выдалось тихим и безветренным. Вдруг донёсся встревоженный голос телефониста Егорова: – Товарищ лейтенант! Вас просят… Подхожу к аппарату, беру трубку и слышу: – Докладывает разведчик-наблюдатель Старосельский. Вижу два транспорта, идут вдоль берега из Киркинеса. Их сопровождают катера. Я дал команду: – Батарея, к бою! Веером разлетелись немецкие катера, распуская шлейфы дымовой завесы (типичный тактический приём, применявшийся противником при проводке судов в Печенгский залив – Д.Д.). Однако поздно, мы уже пристрелялись. Я снова ввёл поправки и приказал поставить на пути неприятельского каравана неподвижный заградительный огонь»[23].

В этом небольшом примере, связанном со 2-й батареей 104-го пап, по моему мнению, заложен большой смысл. Он наглядно показывает, насколько прочно идея высадки десантов владела умами советских командиров, какое исключительное внимание уделялось этому в планировании, подготовке обороны, в обучении войск. Ведь простой командир батареи, усвоив общее настроение и задачи по борьбе с десантами, царившее в начале войны, и через 35 лет после окончания войны пытается «набрать баллы», выдавая обычную проводку судов мимо позиций своей батареи за целую десантную операцию противника, главная роль в срыве которой, естественно, принадлежит ему самому. После публикации описания подобных «подвигов», наверняка подвергшись осмеянию со стороны других ветеранов войны и таких же непосредственных участников событий, автор остепеняется и переходит к более спокойному описанию вполне рядового боевого эпизода, публикуя его на этот раз в отдельной книге. Как говорится, от греха подальше.

В качестве примера того, что уже в годы войны многие понимали маловероятность высадки немецких морских десантов, в частности, на западное побережье полуострова Средний, можно привести следующее мнение: «Берег высокий, обрывистый, к морю круто спадали склоны высоты 213,0. Десантоопасным такой берег не назовешь. Пока мы карабкались, пробираясь на КП Космачёва, я и понял и прочувствовал: высадка на западное побережье полуострова Средний маловероятна – не только не за что зацепиться десанту, но нет и перспективы развить успех, если б даже ценой невероятных усилий он был достигнут. Нет смысла тут держать противодесантные силы, достаточно и патрулей, наблюдающих за побережьем»[24].

Но вернёмся к нашему анализу. Из всего указанного выше сделаем предварительный вывод о том, что потенциальные угрозы со стороны наиболее вероятного противника советское командование оценивало неверно. Господствовавшее в умах на рубеже 30-40-х годов излишнее увлечение идеей десантов, подкреплённое явными успехами в этом деле немецких войск, заставляло советское командование готовиться к отражению этих десантов и распылять силы. Соответственно этому и располагались имевшиеся в наличии войска. Однако недостаточное количество и несвоевременное получение разведывательной информации (в частности, об отсутствии у потенциального противника на Крайнем Севере достаточного количества транспортных и десантных средств для осуществления подобных операций) помешало советскому командованию принять адекватные складывавшимся угрозам решения.

Рассмотрим теперь более подробно нашу приграничную группировку в районе Титовки. Выдвинувшись по тревоге 22 июня 1941 года в назначенный район, свои оборонительные позиции 95-й стрелковый полк 14-й стрелковой дивизии построил в два эшелона: два его стрелковых батальона (2-й и 3-й) расположились вдоль границы, 1-й стрелковый батальон, штаб полка и оперативная группа штаба 14-й сд во главе с командиром дивизии (генерал-майор А.А.Журба) расположились в деревне Титовка Река. 35-й отдельный разведывательный батальон 14-й сд занял позиции левее стрелковых батальонов 95-го полка, от высоты 179,0 до озера Лайя. Левый фланг этого батальона оставался открытым, дальше на юг на протяжении около 200 км наших войск не было, государственная граница не охранялась даже пограничниками[25].

Хочу особо подчеркнуть, что несмотря на то, что тактические нормативы на оборону были превышены 95-м полком почти втрое (вместо положенных 10 километров по нормативу полк готовился к обороне на фронте шириной около 30 километров), в тех условиях, согласно того же плана прикрытия государственной границы, это считалось вполне ДОСТАТОЧНЫМ.

И действительно, кого нам было здесь бояться? Финнов недавно запугали до полусмерти и разбили, захватив у них Петсамо, продвинувшись далее на запад и на юг настолько, насколько захотели, не встречая серьёзного сопротивления. Потом, правда, всё, кроме куска Среднего и Рыбачьего, отдали назад. С немцами у нас в начале лета 1941 года были мир, дружба и пакт о ненападении, делить с ними на Крайнем Севере было нечего. Эта дружба имела и вполне конкретные проявления, например, полёты дирижабля «Цеппелин» и «экскурсии» немецкого рейдера «Орион» в Мурманск и по Северному морскому пути. Я уже не говорю про немецкую базу для боевых кораблей и подводных лодок «Норд» в губе Западная Лица.

В соответствии с этой военно-политической ситуацией и строились наши оборонительные планы накануне большой войны. Это только потом выяснилось, что планы эти были ущербными и не учитывали возможность наступления противника по сухопутному направлению. Но 95-й полк и командование 14-й дивизии в чём здесь виноваты? Эти войска выдвинули к границе в расчёте на то, что им, в самом худшем случае, придётся отражать гипотетические провокации малочисленных в этом районе финских войск, а то и вообще остаться в стороне от наступления противника, которого ждали с моря и с воздуха. Эти расчёты с треском провалились, когда утром 29 июля 1941 года 95-му стрелковому полку и 35-му отдельному разведывательному батальону 14-й дивизии пришлось столкнуться лоб в лоб с горнострелковым корпусом «Норвегия», состоявшему из двух полнокровных горнострелковых дивизий. То, что 95-й полк оказал упорное сопротивление многократно превосходящему его противнику, потерял в бою практически всё своё тяжёлое вооружение и артиллерию 14-й дивизии, но, сохранив часть личного состава, принял участие в последующих боях, уже говорит о многом, но, как видно, не для всех.

После Великой Отечественной войны советскими военачальниками и военными историками была предпринята попытка завуалировать явные просчёты советского командования в предвоенном оперативном планировании и в определении наиболее вероятного направления наступления противника на мурманском направлении, а также способа нападения.

Пытаясь оправдать задним числом неудачи советских войск в первые дни войны, отечественные историки взялись за перо и стали изобретать различные версии, призванные, по их мнению, эти неудачи оправдать. Читая их, невольно становится жаль этих писателей. Ведь очень похоже на то, что они были вынуждены балансировать между желанием рассказать правду и рамками, в которые они были поставлены официальной цензурой. Иногда приходилось и просто врать. Проследим эту грустную тенденцию на примерах.

В 1963 году Воениздатом издаётся книга Н.Румянцева «Разгром врага в Заполярье». На ней стоит остановиться особо, поскольку она охватывает все периоды, связанные с ведением боевых действий на Крайнем Севере в годы ВОВ. Сведения, изложенные в ней, как официальную точку зрения советской военной исторической науки, прочитали и усвоили все последующие исследователи. Она, так сказать, задала тон и указала генеральную линию. С тех пор, к примеру, писать про первые бои на Титовке и не упомянуть всуе про «недостроенные доты» стало практически невозможно. Различные авторы расходятся только в деталях, изобретая новые подробности этих боёв. Все фактические ошибки книги Н.Румянцева перекочевали впоследствии в другие сочинения (к примеру, его абсолютно ошибочные сведения о количественном составе горнострелковых дивизий противника, а также о численности их вооружения. Чего стоят только пресловутые «10 танков», которых никогда не существовало в штате этих войсковых соединений!). Несмотря на то, что основное содержание книги представляет несомненный интерес, вместе с тем она содержит множество фактических неточностей. На некоторых из этих фактических «неточностей», относящихся к началу войны, стоит остановиться особо. Тем более, что они позволяют делать некоторым современным историкам совершенно неожиданные выводы о якобы имевшем место равенстве сил наших войск и войск противника.

Вот какие сведения приводит этот автор: «В состав каждой горнострелковой дивизии входили два горнострелковых и один артиллерийский полки. Дивизия насчитывала 12235 человек личного состава, 700 автоматов, 450 пулемётов, 12 150-мм гаубиц, 38 75-мм горных пушек, 52 37-мм пехотных орудия, 112 50- и 81-мм миномётов и 10 танков»[26].

Эти же сведения поместил в свою статью «В первый год войны» генерал-полковник А.Желтов, член военного совета Карельского фронта начала войны: «На Мурманском направлении наступал горнострелковый корпус, носивший то же название, что и армия («Норвегия»), в составе 2-й и 3-й горнострелковых дивизий. Каждая из них имела по два горнострелковых и по одному артиллерийскому полку общей численностью 12200 человек (35 человек замполит небрежно откинул – Д.Д.). На вооружении каждой дивизии было 450 пулемётов, 700 автоматов, 102 орудия калибром 37-150 миллиметров, 112 миномётов калибра 50-81 миллиметр и 10 танков»[27]. Всё правильно, ничего не забыл, даже танки. Правда, всё перекрутил и всю артиллерию свалил в одну кучу. Но после этого цифры уже никто сомнению не подвергает.

Вот из такой арифметики и делаются ныне «сенсационные» открытия о соотношении сил на Титовском направлении, якобы имевшем место к 29 июня 1941 года: «Силы противников здесь к началу наступления (противника – Д.Д.) были приблизительно равны (по 7,5-8,0 тысяч человек) (это про горнострелковый корпус «Норвегия» и про наш 95-й стрелковый полк! – Д.Д.), однако немецкая авиация господствовала в воздухе»[28]. Да, немецкая авиация действительно господствовала в воздухе, но только до 1 июля, когда основные её силы были переброшены на 400 км на юг, для поддержки наступления 36-го армейского корпуса противника в общем направлении на Кандалакшу. В отношении же численного состава и вооружения горнострелкового корпуса «Норвегия» и входивших в его состав горнострелковых дивизий имеется совсем другая информация.

Например, Б.Мюллер-Гиллебранд в своём фундаментальном труде «Сухопутная армия Германии 1933-1945 гг.» приводит следующие сведения: «Общая численность состава дивизий/горнострелковые дивизии: офицеры-459, чиновники-85, унтер-офицеры-2128, рядовые-14516. Всего-17188 человек. Лошади-4845, повозки-659, легковые автомобили-253, грузовые автомобили-618, мотоциклы-529, коляски к мотоциклам-231»[29].

Как видим, людей-то побольше будет. И не на малость – на 4953 человек. А в горнострелковом полку противника в этот период было соответственно 4077 человек. В общем, потеряли наши историки целый горнострелковый полк и ещё около 900 человек. Заметим, что танков там нет никаких и в помине. Танки-то по горам не ездят, это же не лошади! Чтобы внести ясность в вопрос с танками, напомню, что танковые подразделения (40-й танковый батальон) использовались немцами в ходе захвата Норвегии, но они никогда не входили в состав горнострелковых дивизий, действия же противника в районе Титовки поддерживались в течение первых дней наступления лёгкими танками из состава 1-й роты (командир – капитан фон Бурстин) того же 40-го танкового батальона[30]. Сам батальон оставался в это время в Норвегии.

Посмотрим дальше, что пишет Б.Мюллер-Гиллебранд: «Вооружение дивизий/горнострелковые дивизии: ручные пулемёты – 275, станковые пулемёты – 72, 50-мм миномёты – 66, 80-мм миномёты – 36, 75-мм пехотные пушки – 12, 37-мм противотанковые пушки – 48, 75-мм горные орудия – 16, 150-мм тяжёлые полевые гаубицы – 8»[31].

Причём это не абстрактные «горнострелковые дивизии», автор специально подчёркивает, что за основу взяты штаты 2-й горнострелковой дивизии. Той самой, «нашей». Ну и что же Н.Румянцев? Сплошной перебор у него. Причём по всем статьям. По пулемётам – на 103 штуки, по миномётам – на 10 штук, по 37-мм противотанковым пушкам – на 4 штуки, по 75-мм горным орудиям – на 16 штук (в два раза!), по 150-мм гаубицам – на 4 штуки. Зато про 12 штук 75-мм пехотных пушек Н.Румянцев вообще не пишет. Вот и получается, что ни одна из его цифр неверна (впрочем, тенденция здесь вполне ясна – немцев было относительно немного, зато вооружены все до зубов, в каждой руке – по автомату)!

Но это только то, что касается собственно горнострелковых дивизий противника. А ведь горнострелковый корпус – это не просто две дивизии пехоты с артиллерией, это ещё и части и подразделения корпусного подчинения, и приданные силы, и их тоже было немало: «ударные силы горнострелкового корпуса «Норвегия» (2-я и 3-я горнострелковые дивизии плюс вспомогательные части) составляли в общей сложности 27500 штыков»[32]. А бывший квартирмейстер (офицер штаба, ведающий вопросами снабжения) горнострелкового корпуса «Норвегия», Вильгельм Гесс, численность своего корпуса по состоянию на июнь 1941 года оценивал как «примерно 65000 голов, 9000 лошадей»[33].

Он знал, о чём писал – всю эту ораву именно ему приходилось кормить, тут уж не ошибёшься и верить ему можно вполне. Книга Б. Мюллера-Гиллебранда (первые два тома) была издана в нашей стране впервые в 1956-1958 гг. Это как раз те тома, в которых Н.Румянцев мог уточнить, при желании, конечно, все свои выкладки. Но он этого почему-то не сделал. Ну а на книгу В.Гесса, изданную в Западной Германии в 1956 году, сам Н.Румянцев в своей работе ссылается неоднократно (например, на страницах 38, 42, 44, 139). Только цитирует он её выборочным и довольно удивительным способом.

Далее Н.Румянцев пишет: «Войска 14-й армии не имели боевого опыта, однако стрелковые и артиллерийские части были хорошо подготовлены для действий в условиях Крайнего Севера»[34]. То, что 14-я (те же 95-й сп и 35-й орб, подчинённые на период кампании командиру 104-й гсд), 52-я стрелковые и 104-я горнострелковая дивизии 14-й армии, к примеру, чуть более года назад участвовали в советско-финляндской войне именно в этой местности, конечно, боевым опытом считаться не может и в расчёт не идёт[35].

«Подразделения 95-го стрелкового полка не смогли организовать сплошного фронта обороны и создали лишь отдельные опорные пункты на господствующих высотах в 1-3 км от государственной границы. Промежутки между опорными пунктами протяжением от 2 до 5 км контролировались дозорами и наблюдением»[36]. Позвольте, но сплошной фронт можно организовать, только отрыв сплошную траншею и посадив через каждые 5-10 метров по солдату с ружьём. Но здесь же не украинские степи с их мягким чернозёмом! Здесь сплошную траншею не отроешь. Тем более что в гористой местности любая оборона только и строится на системе опорных пунктов, увязанных между собой единой системой огня. Именно так и была построена как наша, так и оборона противника в ходе дальнейших боевых действий в Заполярье. А расстояние от 2 до 5 км между опорными пунктами контролируется не только дозорами и охранением, но и огнём стрелкового оружия и миномётов, которых достаточно как в любой стрелковой роте, так и в батальоне. Об этом знает любой первокурсник военного училища, а ведь Н.Румянцев – полковник.

«Никаких укреплений на границе, кроме шести недостроенных дотов, не имелось. Стрелковые ячейки и окопы были выложены из камня насухо и замаскированы мхом и ягелем под фон окружающей местности»[37]. С дотами действительно не всё так просто. Во-первых, их было и есть не шесть, а тринадцать. Они составляли основу Титовского УР и были построены в период 1940-1941 г.г. в районе высоты 189,3 (пять штук) и на высоте 255,4 (восемь штук). Все желающие могут увидеть их своими глазами и сегодня. Для этого достаточно выхлопотать себе пропуск в погранзону и купить билет на автобус от Мурманска до Титовки. Уверяю вас, что слово «недостроенные» вызовет у вас лишь улыбку недоумения. Для того, чтобы обороняться, в них не хватает сейчас только пулемётов. И они оборонялись, да ещё как! Про то, что их могли «достроить» после войны, говорить, по-моему, вообще глупо.

Насчёт стрелковых ячеек стоит только сказать, что именно так «выложены» подавляющее количество оборонительных укреплений как наших, так и противника. Утверждения, будто у противника все окопы были вырублены в скалах или отлиты из бетона, также неверны, как и то, что у нас всё было выложено «насухо». На бывшей обороне горных стрелков часто встречаются сооружения, выложенные вообще только из одних камней, правда, очень тщательно, можно сказать, с особым искусством. Зато с маскировкой у них слабовато, наши были в этом деле признанными мастерами.

«Резервов дивизия не имела. В случае наступления противник мог легко проникнуть в её расположение, блокировать опорные пункты и по частям уничтожить обороняющие их подразделения»[38]. Резервов 14-я стрелковая дивизия действительно не имела. Зато их имел командующий 14-й армией, и этим резервом была 52-я стрелковая дивизия! Читая Н.Румянцева, можно подумать, что вся 14-я дивизия была вытянута в ниточку вдоль границы и тихо ждала, когда на неё нападут. То, что полки этой дивизии были разбросаны на трёх различных оперативных направлениях, входили в различные войсковые группировки и решали каждый свою задачу, как-то незаметно теряется из виду. Нас постепенно подводят к выводу о неизбежности поражения, которое потерпел 95-й стрелковый полк, только причины этого поражения не называют своими именами.

Некоторые рассуждения Н.Румянцева не могут не вызвать недоумения. Так, к примеру, постройку финнами укреплений вблизи государственной границы, формирование ими новых частей он однозначно относит к агрессивным мероприятиям[39]. Из этого следует, очевидно, что аналогичные мероприятия с нашей стороны носили исключительно мирный и оборонительный характер. О том, какой истинный характер носили мероприятия, проводимые командованием РККА, как они дислоцировались и какие задачи готовились выполнять на западном направлении центрально-европейской части нашей страны, свидетельствуют потери, понесённые ими в немецких котлах в первые недели войны. Было бы большим заблуждением думать, что Генеральный штаб РККА в 1941 году не понимал элементарных вещей, которые в наше время известны любому дилетанту.

Армия, которая готовится к обороне, заблаговременно занимает оборонительные позиции и районы, спокойно «зарывается в землю» и не опасается никаких провокаций, она адекватно реагирует на все угрозы, активно пресекает любые вылазки противника и не позволяет ему вести воздушную разведку своих войск над своей территорией. Тем более, если цели и задачи противника прозрачны и ясны. Именно так вели себя в 1940 г. французы и бельгийцы, последние, к примеру, посадили на своей территории немецкий самолёт и, захватив документы, которые не успел уничтожить курьер, узнали план готовящегося немцами наступления. А для многомиллионной РККА, заранее знакомой с агрессивными намерениями немцев и финнов, но никак не реагировавшей на явные провокации противника, ведущего воздушную разведку, его нападение оказалось неожиданным и внезапным. Оставляя в стороне дискуссию о военных планах советских руководителей летом 1941 г., стоит сказать о том, что группировка наших войск на Крайнем Севере решала сугубо оборонительные задачи. Было бы нелепо повторно захватывать район Петсамо, добровольно отданный финнам чуть более года назад. Ещё большей нелепостью было бы наступать на Норвегию, занятую к тому времени немцами, с которыми был заключён столь тщательно оберегаемый договор о дружбе и границе.

Истинные причины нашего поражения в приграничных боях на Титовке в июне 1941 года показаны в книге Н.Румянцева явной скороговоркой. Раскрыв обстановку первой половины июня 1941 года и приграничные приготовления финской и немецкой сторон, он пишет: «Командование 14-й армии своевременно сделало вывод об агрессивном характере этих мероприятий и приняло меры к усилению обороны на вероятных направлениях наступления противника». Эти мероприятия состояли в том, что в помощь 95-му стрелковому полку начала перебрасываться 52-я стрелковая дивизия. Правда, далее он пишет, что командующий 14-й армией генерал-лейтенант В.А.Фролов был вынужден действовать «на свой страх и риск, без разрешения свыше»[40].

Генерал-майор Г. Вещезерский более откровенен в своей оценке сложившейся к 21 июня 1941 года ситуации: «Немецкие и финские войска уже придвигались к нашей территории. Штаб армии узнал об этом с большим опозданием. 21 июня Фролов обратился в штаб округа за разрешением придвинуть к границе войска, но получил отказ. Было запрещено проводить какие-либо мероприятия, «могущие вызвать подозрения у финнов и спровоцировать их на войну. (Ох уж эти воинственные и горячие финские парни! Уж их-то мы всегда боялись – Д.Д.) Фролов оказался в чрезвычайно трудном положении. Противник готовился к нападению, а наши войска не разрешалось выдвигать для отпора»[41]. Ну вот и он, долгожданный момент истины!

Бессилие нашего командования своевременно изменить дислокацию войск в соответствии с изменившейся обстановкой и с возникшими вновь угрозами ещё раз красноречиво характеризует Г. Вещезерский: «В Прибалтике, Белоруссии, на Украине разгорелись жестокие бои, а в Заполярье ещё было тихо. Но всем было ясно, что эта тишина предвещает близкую бурю. К границе с обеих сторон подтягивались войска. В штабе 14-й армии, естественно, возникало много вопросов, требовавших разъяснения и согласования с округом. А штаб округа отвечал зачастую с опозданием или же давал противоречивые указания. Было бы неправильно возлагать всю вину на штаб округа. Скованный существовавшей тогда строгой централизацией в оперативных вопросах, он механически передавал указания, которые получал из центра в ответ на свои запросы»[42].

О том, как командование 14-й армии «усилило оборону на вероятных направлениях наступления противника», сам Н.Румянцев пишет следующее: «части 52-й стрелковой дивизии не смогли выполнить поставленных задач в намеченные сроки»[43]. Другими словами, никакой помощи 29-30 июня 1941 года от неё 95-й стрелковый полк и 35-й отдельный разведбат 14-й стрелковой дивизии не дождались.

Таким образом, истинная причина Титовского поражения 1941 года состоит в том, что, как указано выше, командование Ленинградского военного округа и 14-й армии было лишено возможности самостоятельно планировать и осуществлять мероприятия по переброске подчинённых войск на угрожаемые направления в соответствии со складывающейся обстановкой. Всё, как всегда, решала Москва. Но Москве в те дни было не до Мурманска. А счёт шёл в буквальном смысле слова на часы: «как пламя по бикфордову шнуру, война приближалась к Заполярью»[44].

Всё, на что мог рассчитывать командир 14-й стрелковой дивизии – это один стрелковый полк из состава 52-й стрелковой дивизии, который должен был занять оборонительные позиции к югу от позиций 95-го полка и 35-го разведбата на участке озеро Титовское, озеро Лайя, фактически сменив 35-й разведбат. Этот полк из состава 52-й сд (первоначально 58-й сп, а впоследствии – 112-й сп) с занятием намеченного участка обороны должен был перейти в подчинение командира 14-й стрелковой дивизии. В случае осуществления намеченного плана фронт обороны 95-го сп сокращался до 15-ти км[45]. Но этому плану не суждено было сбыться.

Причина здесь в том, что несогласованные с Москвой перевозки войск 52-й стрелковой дивизии приняли характер самодеятельности командующего 14-й амией. Катастрофически не хватало транспортов, которые в условиях начавшейся всеобщей мобилизации были заняты, к примеру, перевозкой вновь призванного контингента на полуострова Средний и Рыбачий (в войска 23-го УР), в Титовку и на побережье Кольского полуострова (в войска 14-й сд). В этих условия такая относительно простая (по сегодняшним меркам) задача, как последующая переброска через Кольский залив прибывающих по железной дороге войск приняла характер задачи огромной практической трудности.

Генерал-майор Г. Вещезерский в этой связи писал: «Сухопутной дороги от Титовки в армейский тыл не было. 95-й полк снабжался морем. Выгрузка всего необходимого производилась на пристань близ деревни Титовка. Штаб армии (14-й – Д.Д.) ещё в мирное время настойчиво добивался постройки моста через реку Тулома у городка Кола. Это обеспечило бы сквозное сухопутное сообщение от Мурманска до границы. Но мост так и не был построен»[46].

О том, как в этих условиях проходила переброска войск 52-й стрелковой дивизии, подробно описано Н.Румянцевым: «Трудности возникли в связи с тем, что перевозки войск приняли местный характер, проводились без разрешения свыше, поэтому подвижной состав и суда в централизованном порядке не выделялись»[47]. А насколько эффективно использовался полученный в столь тяжёлых условиях железнодорожный и водный транспорт, известно следующее: «Вместо шести железнодорожных эшелонов, предусмотренных планом мобилизации, дивизия получала в среднем по два эшелона в сутки (при этом нужно иметь в виду, что эти эшелоны согласно плана мобилизации предназначались для доставки вновь призванного контингента в расположение дивизии, а не для перевозки самой дивизии к месту выполнения вновь поставленных ей боевых задач, а ведь это абсолютно противоположные направления – Д.Д.). 22 июня дивизия приступила к переправе на мыс Мишуков (10 км северо-западнее Мурманска). Погруженные в Мурманске на пароходы части по 2-3 суток стояли на рейде в ожидании разгрузки, так как на противоположном берегу Кольского залива, в районе мыса Мишуков, имелся всего лишь один плохо оборудованный причал, пригодный для разгрузки войск. К 29 июня, то есть к началу перехода в наступление горнострелкового корпуса «Норвегия», 52-я стрелковая дивизия находилась в движении, растянувшись вдоль дороги от Мурманска до р. Западная Лица. При этом стрелковые части закончили переправу через Кольский залив лишь к исходу 29-го июня, а тылы дивизии – 5 июля»[48]. Добавить более нечего.

Ещё одна недобросовестная легенда связана с тем, что 95-й стрелковый полк якобы встретил начало войны чуть ли не в половинном штатном составе: «полк этот, плохо укомплектованный, упорно дрался и, как свидетельствовали участники событий, задержал на какой-то срок лавину войск противника»[49]. А вот ещё одно вполне типичное свидетельство о тех событиях: «нашу границу на протяжении тридцати пяти километров прикрывали только три батальона неполного состава да два дивизиона гаубиц»[50].

Об этой же «неукомплектованности» пишет и старший политрук Ф.М.Свиньин, временно исполнявший обязанности заместителя командира 95-го полка по политчасти: «командиры и красноармейцы полка были отлично подготовлены, имели высокий моральный дух, но беда состояла в том, что подразделения были укомплектованы менее чем на 60 процентов»[51]. Но то, что на свежий взгляд вновь назначенного политрука, было «бедой», в действительности являлось следствием обычных организационных мероприятий, осуществлявшихся в соответствии с единым мобилизационным планом. И эта «беда» планомерно и целенаправленно «устранялась» переброской в Титовку и на полуострова Средний и Рыбачий людских ресурсов, призываемых в армию после объявления всеобщей мобилизации.

О том, как это происходило, пишет сам Ф.М.Свиньин: «в тот же день (26 июня – Д.Д.) в Титовку морским транспортом прибыло пополнение для полка – 600 или 700 человек, точно не помню. Эту первую партию мы переодели, вооружили и направили в подразделения. Весь день 27 июня на границе стояла зловещая тишина. Поздно вечером к причалу подошло судно с очередным пополнением. Командир полка снова попросил меня поехать и принять новых бойцов. Оказалось, что на этом же судне прибыл вернувшийся из отпуска заместитель командира полка по политчасти Зеленов (чьи обязанности исполнял до этого Ф.М.Свиньин – Д.Д.). Вместе с ним мы распределили и вооружили новичков. Вечером (29-го июня – Д.Д.), когда шел бой, прибыл ещё один транспорт с пополнением»[52].

Только лишь с одним этим транспортом произошло происшествие, закончившееся тем не менее тем, что прибывшее пополнение всё равно встало в строй: «авиация немцев обрушила бомбовые удары по транспорту с пополнением. Неорганизованная масса, состоявшая из нескольких сотен не обмундированных и невооружённых людей, охваченная паникой, двинулась из Титовки на юго-восток, по направлению к Мурманску. Штаб 14-й дивизии находился в двух километрах от Титовки, на высотке у безымянного озера, и когда там стало известно о происшествии с пополнением, была создана оперативная группа с задачей остановить беспорядочный отход. В состав этой группы вошёл и я. К исходу дня 30 июня основная масса отступающих была остановлена. Людей успокоили, пристыдили, привели в порядок»[53]. Из этого эпизода можно сделать один вывод – пополнение в 95-м полку ждали и делали всё, чтобы принять людей, вооружить и поставить в строй.

Теперь несколько слов о том, что могли представлять из себя эти самые «менее шестидесяти процентов» укомплектованности. Новым штатом № 04/400, утверждённым 5.04.1941 г., численность военного времени для стрелковой дивизии РККА определялась в 14483 человек личного состава. Кроме этого, с марта 1941 г. стрелковые дивизии Красной Армии по мирному времени содержались в двух составах:

– «основном» (соответствовавшем номеру штата военного времени);

– «сокращённом» (имевшем штат № 04/120).

В стрелковых дивизиях «основного состава» (10291 чел.) подразделений, которые бы только обозначались, не было уже в мирное время как в боевых частях, так и во вторых эшелонах» (тылах) дивизии. Полное отмобилизование таких стрелковых дивизий было связано, прежде всего, с приёмом приписного состава[54].

Разница между наличием личного состава в дивизии, содержавшейся по штату мирного времени в «основном» составе (10291 чел.) и штатом военного времени той же дивизии (14483 чел.) составляла 4202 человека, т.е. 29%. Это означает, что весной 1941 г. укомплектованность частей и подразделений, в частности, 14-й стрелковой дивизии, по штату мирного времени составляла в среднем около 71%. Это, конечно, не те «менее шестидесяти процентов», но намного ближе к действительному положению дел. Ведь если взять второй вариант комплектования стрелковых дивизий, т.н. «сокращённый» штат (5864 чел. в стрелковой дивизии), то укомплектованность частей и подразделений мирного времени получается следующей (по отношению к полному штату военного времени: стрелковые полки (в дивизии – 3) – 1410/3182, т.е. 44 %, лёгкий артполк – 436/1038, т.е. 42 %, гаубичный артполк – 673/1277, т.е. 52 %, отдельный разведбатальон – 95/273, т.е. 34 %, или в среднем за эти подразделения – 43 % укомплектованности.

Следовательно, есть все основания полагать, что на 22 июня 1941 года 14-я стрелковая дивизия содержалась по штату мирного времени в т.н. «основном составе» (10291 чел.) и была укомплектована личным составом на 71 %. Недостающий до полной численности штата военного времени личный состав (4192 чел.) дивизия должна была получить при объявлении всеобщей мобилизации в плановом порядке морским транспортом.

Но допустим, что 14-я стрелковая дивизия была исключением из общего правила, и её укомплектованность действительно была ниже положенных ей 71процентов. По штату № 04/400, утверждённому 5 апреля 1941 года, стрелковый полк стрелковой дивизии РККА имел в своём составе 3182 человека личного состава. Ещё 273 человек положено было иметь отдельному разведывательному батальону стрелковой дивизии. Итого – 3455 человек. При укомплектованности подразделений «менее шестидесяти процентов» (возьмём, к примеру с запасом, пятьдесят пять процентов), получим на 22 июня 1941 г. (на начало всеобщей мобилизации) общее наличие личного состава в 14-м полку и в 35-м разведбате около 1900 человек.

Таким образом, их потребность в пополнении подразделений составляла около полутора тысяч человек. Утверждать, что эти подразделения не получили в период с 23 по 29 июня 1941 года требуемого пополнения, нет никаких оснований. Ведь эти подразделения находились на направлении теперь уже наиболее вероятного удара противника. А согласно послевоенных утверждений практически всех участников войны, в последние дни войны все они абсолютно ясно понимали, что немцы нападут именно по сухопутью (хотя и готовились отражать десанты). Следовательно, эти подразделения 14-й дивизии и должны были получать пополнение В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ.

О том, что именно так всё и происходило, опять-таки можно прочитать в воспоминаниях участников войны. Ведь одновременно с подразделениями 95-го полка пополнение принимали и другие подразделения и части 14-й стрелковой дивизии, а также войска 23-го УР, расположенные на полуостровах Средний и Рыбачий. Вот что пишет об этом В.П.Барболин, служивший в 135-м полку 14-й дивизии: «Еще накануне вечером (22 июня – Д.Д.) к причалу в бухте Озерко подошёл пароход «Моссовет». На нём прибыл комендант 23-го укреплённого района полковник Д.Е.Красильников со штабом, 278-й отдельный батальон связи и 289-й отдельный сапёрный батальон»[55].

Пополнение для войск 23-го УР прибывало не только в Озерко, но и в Титовку: «Со стороны Титовки (25 июня – Д.Д.) в направлении Рыбачьего группами по десять-пятнадцать человек двигались люди в гражданской одежде. Как выяснилось, это были мурманчане, идущие на пополнение частей и подразделений Рыбачьего. Их доставили в Титовку на пароходе «Моссовет», а оттуда приказали идти через перевал в Западное Озерко»[56].

Казалось бы, к чему такие сложности? Ну и везли бы пополнение опять в Озерко, туда, куда тремя днями ранее тем же пароходом доставили командование 23-го УР. Объяснение здесь может быть только одно: командование 14-й армии спешило укомплектовать людьми подразделения 95-го полка и 35-го разведбата, готовившихся к обороне в районе сухопутной границы с Финляндией. А остальные прибывшие шли назад, на Средний и Рыбачий своим ходом, пешком.

Тот же В.П.Барболин пишет далее: «В последующие дни (т.е. после 25 июня – Д.Д.) пополнение прибывало ежедневно. 28 июня в Эйно пришёл пароход «Мария Ульянова», доставивший более двухсот человек»[57]. Для тех, кто не знает, сообщаю, что губа Эйна находится на полуострове Рыбачий. Вывод из подобного маршрута доставки пополнения можно сделать только один – подразделения 14-й стрелковой дивизии и, в частности, 95-й стрелковый полк и 35-й разведбат, к 28 июня 1941 года приняли весь призывной контингент, были укомплектованы до штата военного времени полностью и в пополнении более НЕ НУЖДАЛИСЬ.

Более того. Не нуждались, к этому времени, по свидетельству комиссара 23-го УР П.А.Шабунина, в пополнении и войска, расположенные на Среднем и Рыбачьем: «Через неделю (после начала войны, т.е. к 29 июня 1941 года – Д.Д.) все кадровые части были доукомплектованы личным составом до штатов военного времени»[58].

Да иначе и быть не могло. Попробовал бы кто-нибудь в тех условиях не выполнить хоть запятую из мобилизационного плана! Вот что пишет об этом официальная история ВМФ: «23-27 июня (1941 г. – Д.Д.). Эсминцы «Громкий», «Гремящий», «Урицкий», три катера «МО-4» (поочерёдно) провели из Мурманска в Мотовский залив пять конвоев (транспорты «Шексна», «Обь», «Моссовет», «Циолковский», «Енисей», траулер «РТ-59»). Было перевезено 7000 мобилизованных воинов (выделено мной – Д.Д.), вооружение, боеприпасы, продовольствие. 24.06.[41 г.] три самолёта противника безрезультатно атаковали транспорты «Шексна» и «Обь», шедшие в сопровождении эсминца «Громкий». 25.06. [41 г.] вражеские самолёты бомбили причал в Титовке и стоявший около него транспорт «Моссовет». Судно и причал повреждений не получили»[59]. Семь тысяч воинов – это два стрелковых полка полного состава и ещё 636 человек сверху. Комментарии, как говорят, излишни.

Таким образом, современные рассуждения о том, что командование 14-й дивизии чего-то там «не смогло», в сложившейся к 29 июня 1941 года обстановке можно считать лишёнными каких-либо серьёзных оснований. Поражение 95-го полка в первом бою, в силу указанных выше причин было, к сожалению, предопределено. И вины командования 14-й стрелковой дивизии и 95-го стрелкового полка в этом нет никакой. Ведь по свидетельству того же Н.Румянцева, командир 95-го стрелкового полка, майор С.И. Чернов, был «энергичным и деятельным»[60]. Другими словами, вполне грамотным, чтобы соответствующим образом командовать вверенным ему полком. А командир 14-й стрелковой дивизии, генерал-майор А.А.Журба, погибший в первый же день войны, и подавно не был новичком в военном деле. Он и погиб, как солдат. А мёртвые, как известно, сраму не имут.

Примечания

1. Киселёв А.,Воронин А., Крушение планов гитлеровской Германии в Заполярье / Заполярный плацдарм, стр. 23.

2. Вещезерский Г., У хладных скал, стр. 27.

3. Карельский фронт в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., стр. 23.

4. Орешета М., Первые оборонительные бои. Титовка. Июнь, 1941 год / 55 лет Победы в Заполярье (1944-1999), стр. 15.

5. Карельский фронт в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., стр. 23.

6. Армейские операции, стр. 229.

7. Румянцев Н., Разгром врага в Заполярье (1941-144 гг.), стр. 23, Карельский фронт в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., стр. 25.

8. Румянцев Н., указ. соч., стр. 22.

9. Барболин В., Незабываемый Рыбачий, стр. 71

10. Кабанов С., Поле боя – берег, стр. 21.

11. Орешета М., Осиротевшие берега, стр. 118.

12. Поночевный Ф., На краю земли советской, стр. 25-26.

13. Барболин В., указ. соч., стр. 12.

14. Там же, стр. 22.

15. Барболин В., указ. соч., стр. 24-25.

16. Соколов С., На правом фланге фронта, стр. 15. Аналогичную задачу имела и легендарная 221-я батарея. Причём эта задача не изменилась и к декабрю 1941-го года. Вот что пишет об этом в своих воспоминаниях генерал С.И.Кабанов: «Я спросил Поночевного, какие задачи поставлены его батарее. Он назвал две: первая – во взаимодействии с 15-м отдельным пулемётным батальоном и 107-мм батареями Кокорева и Замятина (104-го пап – Д.Д.) не допустить высадки противника на западный берег полуострова Средний, вторая – блокировать огнём залив Петсамо-вуоно». Это настолько озадачило генерала, что далее он добавляет: «Похоже, мы сами еще в полной мере не понимали значение этого залива для гитлеровцев». см: Кабанов С.И. Поле боя – берег, стр. 28,29.

17. Барболин В., указ. соч., стр. 26.

18. Там же, стр. 28.

19. Там же, стр. 29.

20. Быстряков Н., Мои боевые товарищи сапёры…/1200 дней и ночей Рыбачьего, стр. 346-347.

21. А ведь это касается не только войск. И в глубоком тылу создавались целые истребительные батальоны. Правда, работы у них по специальности практически не было. Редкой удачей для этих истребителей было захватить в плен экипаж сбитого самолёта, этих, так сказать, «десантников поневоле», да приходилось ещё периодически прочёсывать леса, в которые, по мнению военных, могли высадиться вражеские диверсанты. Более подробно об этом можно прочитать в статье С.Г.Руденко «Документы ГАМО о деятельности истребительных подразделений Мурманской области в годы Великой Отечественной войны», опубликованной в сборнике «II Ушаковские чтения».

22. Соколов В., Выстояли!/ 1200 дней и ночей Рыбачьего, стр. 230-231.

23. Соколов В., На правом фланге фронта, стр. 25-26.

24. Кабанов С. Поле боя – берег, стр. 30.

25. Абакумов Н., Накунуне/Полярная правда, 22 июня 1993 г, стр. 3. Бывший пограничник 82-го Рестикентского погранотряда пишет: «сил пограничников было недостаточно, чтобы сдержать предполагаемый натиск противника. Поэтому было решено все заставы сосредоточить в одну сводную группу и вести боевые действия на основных направлениях возможного наступления противника. На «Сангальский погост» приказ об отходе с границы поступил в час ночи двадцать шестого июня».

26. Румянцев Н., указ соч., стр. 20.

27. Желтов А., В первый год войны / В боях за Советское Заполярье, стр. 5.

28. Киселёв А.,Воронин А., Крушение планов гитлеровской Германии в Заполярье / Заполярный плацдарм, стр. 23.

29. Мюллер-Гиллебранд Б., Сухопутная армия Германии 1933-1945 гг., стр. 84.

30. Хубач В., Захват Дании и Норвегии, стр. 378.

31. Мюллер-Гиллебранд Б., указ. соч., стр. 85.

32. Зимке Э., Немецкая оккупация Северной Европы. 1940-1945, стр. 169.

33. Hess, W., Eismeerfront 1941, s. 161.

34. Румянцев Н., указ. соч., стр. 26.

35. См, к примеру, Щербаков В., Заполярье – судьба моя, стр. НН, Барболин В, указ соч., стр. НН.

36. Там же, стр. 22-23.

37. Там же, стр. 23.

38. Там же, стр. 23.

39. Там же, стр. 24.

40. Там же, стр. 25.

41. Вещезерский Г., указ. соч., стр. 19.

42. Там же, стр. 19-20.

43. Румянцев Н., указ. соч., стр. 25.

44. Вещезерский Г., указ. соч., стр. 22.

45. Румянцев Н., указ. соч., стр. 25.

46. Вещезерский Г., указ. соч., стр. 21-22.

47. Румянцев Н., указ. соч., стр. 25.

48. Там же, стр. 25-26.

49. Кабанов С., указ.соч., стр. 22.

50. Барболин В., указ. соч., стр. 68.

51. Свиньин Ф., Титовка – Кестеньга – Верман/В боях за советское Заполярье, стр. 26.

52. Там же, стр. 26-27.

53. Там же, стр. 27-28.

54. Ленский А., Цыбин М., Первая сотня, стр. 14.

55. Барболин В., указ. соч., стр. 14.

56. Там же, стр. 28.

57. Там же, стр. 28.

58. Шабунин П., 23-й укреплённый район/1200 дней и ночей Рыбачьего, стр. 21.

59. Боевая летопись Военно-Морского Флота,1941-1942, стр. 23.

60. Румянцев Н., указ. соч., стр. 32.

Литература

1. Армейские операции (примеры из опыта Великой Отечественной войны) (коллектив авторов), М., Воениздат, 1977 г.

2. Барболин В.П. Незабываемый Рыбачий, Мурманское книжное издательство, 1980 г.

3. Боевая летопись Военно-Морского Флота, 1941-1942, М., Воениздат, 1992 г.

4. В боях за Советское Заполярье (сборник воспоминаний), Мурманское книжное издательство, 1982 г.

5. Вещезерский Г.А.: У хладных скал, М., Воениздат, 1965 г.

6. «II Ушаковские чтения», материалы научно-практической межрегиональной историко-краеведческой конференции памяти профессора И.Ф.Ушакова, Мурманск, издание МПГУ, 2005 г.

7. Заполярный плацдарм (сборник статей), Санкт-Петербург, ООО «КиНт-принт», 2005 г.

8. Зимке Эрл: Немецкая оккупация Северной Европы. 1940-1945, М., ЗАО Центрполиграф, 2005.

9. Кабанов С.И.: Поле боя – берег, М., Воениздат, 1977 г.

10. Карельский фронт в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., военно-исторический очерк, М., «Наука», 1984 г.

11. Ленский А.Г., Сухопутные силы РККА в предвоенные годы. Справочник. Санкт-Петербург, 2000 г.

12. Ленский А.Г., Цыбин М.М., Первая сотня. Стрелковые, горнострелковые, мотострелковые, моторизованные дивизии РККА группы номеров 1-1—(1920-е – 1945 г.г.). Справочник. Санкт-Петербург, 2003 г.

13. Мюллер-Гиллебранд Б., Сухопутная армия Германии 1933-1945 гг., М., Изографус, Изд-во Эксмо, 2002 г.

14. Орешета М.Г., Осиротевшие берега, Мурманск, 1998 г.

15. Поночевный Ф.М., На краю земли советской. М., Воениздат, 1964 г.

16. 55 лет Победы в Заполярье (1944-1999), материалы областной научно-практической краеведческой конференции, Мурманское книжное издательство, 2000 г.

17. Румянцев Н.М.: Разгром врага в Заполярье (1941-1944 гг.), военно-исторический очерк, М., Воениздат, 1963 г.

18. Соколов В.Ф.: На правом фланге фронта, М., Воениздат, 1985 г.

19. 1200 дней и ночей Рыбачьего (сборник воспоминаний), Мурманское книжное издательство, 1970 г.

20. Хубач, Вальтер, Захват Дании и Норвегии. Операция «Учение Везер». 1940-1941, М., Центрполиграф, 2006 г.

21. Щербаков В.И., Заполярье – судьба моя, Мурманск,

22. Hess, Wilhelm: Eismeerfront 1941. Aufmarsch und Kaempfe des Gebirgskorps Norwegen in den Tundren vor Murmansk. Heidelberg 1956. (= Die Wehrmacht im Kampf. Bd. 9.)