“Уважаемый Кирилл

Прежде всего, ответы на Ваши вопросы, я предворяю тем, что речу смысл моей жизни, явившийся и правилом моего поведения: – трудиться и делать добрые дела людям, обществу, народу, Отечеству, не думая о себе, а главное за тех, кто был рядом на моём пути, но ушёл из жизни, завещая мне продолжить их труд, их мечты.

Стараюсь все силы отдавать для претворения лучшего, планируя свою работу (загрузку) за троих, четверых, поэтому много успеваю во многих областях знаний, культуры, производства. Всегда помню “Я жив и способен … жизнями моих товарищей и ответственен за них“.

С первых дней после демобилизации по 7 ранениям и 2 контузиям, инвалидом ВОВ (тогда III гр.) 4 октября 1945 года, я поступил учиться в Московский Энергетический Институт и стал работать в Бюро новой техники МАП ст. техником конструктором. Судьба свела меня с Николаем Ильичём Камовым, начинавшим тогда конструирование вертолётов и первая моя работа, после реконструкций “Де Хавиленда” и “Метеора” (рекордные с-ты) была участием в создании Ка-10 – десантного вертолёта, с посадкой на воду. Вся дальнейшая работа была связана с участием в создании образцов самолётной, ракетной, автомобильной аппаратной техники. Работал в различных КБ и на заводах, одновременно учился сам и учил подчинённых, как руководитель группы, зав. лабораторией и главный конструктор ЦКБ росстандарта СССР. При этом всегда брал на себя львиную долю проектов, помогая товарищам. Вместе с тем, в свободное время, занимался творчеством иллюстратора книг, журналов “За рулём”, “Советское фото”, “Военное обозрение”, “Моделист конструктор”, где выступал и как журналист, популяризатор, участвовал в выставках и в стране и за рубежом, представляя на Лейпцигской ярмарке, в различных совместных с Чехами, Болгарами, Немцами работах проектирования и изготовления комплексов оборудования.

Были и болезни и следствия военных травм, но постоянно жил в спортивном ритме, руководил спортивной жизнью в Зеленограде, сам занимался академической греблей, волейболом, пулевой стрельбой, тренировал женскую команду “Искра”, был представителем стрелкового клуба и сам показывал результаты мастера, организовывал различные соревнования, лыжные гонки, матчи городов по гребле, легкоатлетические соревнования. И все с преодолением боли и немоготы.

Только преодоления, только тяжесть, только превозможения – приводят к победе и прежде всего над собственной слабостью, без скидок на раны, усталость, недостатки.

Постоянные заботы о семье, бытовые проблемы, тепло дома, уют, здоровье детей – обязанности и радость. Но в это же время, необходимость создания хора ветеранов, его репетиции, выступления на концертах, а я председатель Совета хора и активный хорист. Член комитета ветеранов войны и Почётный. Занимаюсь оформлением юбилеев, праздничных мероприятий, знаки, медали, открытки, обложки, конверты, марки, грамоты, благодарности, вымпелы: – всё надо успеть; встречи со школьниками, а я зам.председателя школьной комиссии. А в Совете ветеранов Северного флота я ответственный секретарь. 12 подшефных школ и везде музей боевой славы. Основная работа не только в Москве, но и командировках по стране, Омск, Ростов, Копьяр, Феодосия, Полярный, Североморск, Ленинград, Самара, Новосибирск, Андижан, Кимры, Минск, Киев, Пермь.

Встречи с сотрудниками и беседы о силе духа и мобилизации ума и тела, на решение задач и проблем проектов. Контроль и взаимопомощь во славу Матери-Родины. Везде, где представлялась возможность, дарения моих произведений – стихов, картин, воспоминаний музеям экипажам кораблей, воинских частей, молодёжи.

Чем более насыщена различными делами и необходимостями жизнь, тем больше разных добрых дел ты сможешь сделать, так как в многоделии происходит закалка и способность многое преодолеть и совершить, при минимуме на подготовку, а чаще с места в карьер.

Конечно, не всё стопроцентно удаётся, но все равно на порядок больше, чем у того, кто всё взвешивает, ко всему приспосабливается, планирует по возможностям среднестатистического работника, много думает до работы (а не в процессе), а в результате оказывается, что либо он со своим делом опоздал, либо она, работа, уж никому не нужна.

С раннего детства, сколько себя помню, я стремился быть участником всех дел, которые только видел вокруг себя, старался всем помочь. Умные и прозорливые мои родители, со своей стороны, мои подвиги поощряли. Я рано научился готовить различную еду, помогал маме на кухне, научился плотницкому делу и пошиву одежды, с трехлетнего возраста, благодаря бабушке, читал и писал. Художнику, дяде Петруше, помогал в его работе по созданию мультипликации, научился фазовке-раскладу движений. С 6-7ми лет был уже ловким наездником и ездовым на сельхоз работах каждого лета, тракторным прицепщиком. В школу поступил 7 лет во 2-й класс, одновременно с учёбой в школе, был спецкором детских изданий “Правды”. Учился в школе Гнесиных (класс фортепьяно Ивановой) и в 13 лет поступил в институт художественного воспитания на отделение театральных художников, декораторов и костюмеров. С отцом постоянно занимался физкультурой и на станции юных пионеров был членом секции волейбола. Бегал на коньках, сдал нормы на значок ГТО I ст., а с 15 лет сел в скиф восьмёрку общества “Наука” у тренера Серёжи Соснина. Никогда не любил драться, но всегда вставал на защиту слабых, хотя и был самый младший в классе, а спуску не давал даже третьегодникам (т.е. ученикам старше на 4-5 лет). На лыжных гонках “Комсомольский кросс” 1940-41 годов занимал призовые места. А летним трудом в колхозе и полученными за труд овощами и картофелем кормил семью. В 1940 году умер мой отец и в помощь матери, у которой была годовалая дочь – моя сестра, я поступил работать на ВСХВ в павильон “Агролесомелиорация”. Мой заработок в 200 рублей в месяц, позволил и в этот год выехать на дачу.

Июнь 1941 г. был суматошный. Выпускные экзамены, праздник окончания, а тут война. Привыкнув все воспринимать реально, как должное, я тут же принял на себя дело ответственности за сущее. Продал подаренный фотоаппарат и на вырученные деньги купил в Столешниковом пер. яловые сапоги. Одел отцовскую кожаную куртку и пришёл в 13 отд. милиции к ст.л-ту Першину, сказав, что готов служить. Стал помощником ст.серж. Минаева, нашего участкового, по поддержанию порядка и соблюдения светомаскировки. А 29 июня, утром, в РК ВЛКСМ Свердловского р-на, прочёл объявление, что в 16:00 с Ржевского вокзала отходит поезд комсомольского батальона. Быстро собравшись (куртку, ложку, смену белья и свитер, на всякий случай), провожаемый слезами мамы, я помчался на вокзал. Друзья спрятали до отхода под лавку, а в пути всё образовалось и на следующий день, после ночной дороги на Ржев, а от туда на Вязьму, мы были уже в районе Издетково, на левом берегу Днепра, где за 15 дней создали узел обороны у моста Ленинского шоссе, укреплённый эскарпом и рвами, огневыми позициями противотанковой и зенитной артиллерии.

Конечно, было много беспокойства от налетов фашистской авиации, бомбежек, пожаров, сложности со снабжением, встреч с парашютистами диверсантами. Особенно мощный налет с массовым выбросом был 17-го июля, где я во время рукопашной схватки получил боевое крещение, и раненый в руку все же одолел здорового верзилу с автоматом.

Не переставая славить возглашать главную силу всепобеждающего духа. Все можно перетерпеть, и кулек сухой вермишели на день, и кофейную гущу вместо хлеба, и сырость, и холод, и седины, и мозоли, и недосып, и зверскую усталость, если есть благородная цель защиты Отечества.

В Москве, в госпитале, организованном в школьном здании на Садовой, обработали руку.

Кстати, сила духа и знание правды спасает и от заразы.

Хороший антисептик – лист подорожника, смоченный мочой.

В приемной ЦК ВЛКСМ на Моросейке собирался отряд студентов на Северный Кавказ. Пока шли сборы, наступили ночи первых бомбежек 21-22-23 июля. Уже обстрелянного меня ст. л-нт Першин направил в “Эрмитаж” (в Каретном ряду). С начала тревоги и организации размещения зрителей в бомбоубежищах, через минут 20 лучи прожекторов, стрельба зениток, дымы, сполохи и падающие небольшие зажигалки по 2,5 – 5 кг, длиной меньше метра, диаметром 10 – 15 см, с тремя-четырьмя яркими, слепящими глаза дырками в трубных корпусах и струями сверкающих розовато – голубых, 1,5 – 2-х метровых извержений палящих огнем и жаром. Все приходит с опытом. Сначала я пригоршнями сыпал песок из ящиков на эти дырки. Потом, схватив за крылья стабилизатора,

со всей возможной скоростью, бежал, окунал эти снаряды в песок ящиков. Всё встало на свои места, зрительный зал и кресла были спасены.

Конечно, я понимаю, что далеко не все оказались столь же подготовленными и воспринимавшими задачи неизвестности, как очередные жизненные проблемы, требующие разрешения, с поисками сиюминутных, позитивных действий. Все мы в разной степени, я имею в виду, прежде всего мальчишек, увлекались или по крайней мере знали различные удары в боксе, хук, апперкот, свинг. Знал, что очень болезнен удар в скулу, рядом с ухом. Но, гораздо действенней не удар, а быстрое, лучше молниеносное, движение руки, при наложении ладони на лицо (слева или справа) и поворота головы врага в сторону – вниз и под себя, с последующим наступом на шею. Вместе с тем, надо всегда стремиться к тому, чтобы избежать контактов с противником и применять свои действия только в крайнем случае непосредственной угрозы. Следует обратить внимание на то, что пребывая в зоне повышенной опасности, у человека вырабатывается её чутьё, даже во время сна. Люди, знающие это, слушаются инстинкта самосохранения и вовремя реагируют на обстоятельства, всегда готовы к действиям. Так в конце июля попав на Кавказ, сначала в р-не Дербента с высокогорными аулами дагестанцев и татов, а потом в р-не Грозного, Гудермеса, Асиновской, Серноводска, я научился чувствовать и оказался готовым к предполагаемому, последующему действию со стороны.

Здесь, на Северном Кавказе, мне приходилось успевать и в охране поездов, которые старались разворовывать местные “корабчители”. Они же, или им подобные, грабили на дорогах. Группе наших бойцов приходилось сопровождать ценные грузы и в Грозный, и из Грозного. Казачьи станицы, такие как Асинская, отправляли свои обозы в горы за дровами, или с продуктами до фронта, нуждались в нашей поддержке, которая от эпизода к эпизоду становилась всё действеннее, предотвращая угон лошадей, сохраняла жизни мирных жителей. По существу, мы находились в тылу, вынуждены были воевать с оголтелыми бандами, из числа местного населения (чеченцев, ингушей и пр.), которые, в основном состоящие из молодёжи, отказывавшейся от мобилизации, стреляли в спины наших войск, оборонявших Сев. Кавказ. Грабили, убивали, насиловали, сжигали всё русское. Я писал об этом в публикации “Жаркая осень 41”. Всё осложнялось неубранными полями кукурузы, нашей малочисленностью – всего 1 батальон на сотни километров. Были и таки случаи, как в пос. Валерой, где сначала приняли военкоматскую комиссию, накормили, спать уложили (11 человек), а потом сожгли, а сами ушли в горы, около 400 человек стали бандитами, стали “корабчить”. И сейчас помню запах горелого человеческого мяса. Злость, не лучший советчик, но отпечаток её невольно бросал на действия отмщения. Здесь я получил второе ранение в ноябре 1941г. И проходившим через Тихорецкую, последним поездом из Краснодара, отправился в госпиталь. В передвижении беженцев, тыловой волне отступления заложено много, и сложностей, и холода, и грязи, и несправедливости, в нарушение всех норм и даже здравого смысла.

Вообще, отвечая на вопрос, как я отношусь к войне, что я о ней думаю, могу совершенно искренне сказать, что война – это катастрофа сумасшедших. И главная задача всех служб государства – это создание условий, представляющих собой мощь, неприступность, бесполезность любых агрессий и попыток проникновения на эту твердыню.

Для этого, естественно надо быть подготовленным ко всему (и даже самому жестокому). В этом отношении примером может служить дореволюционное казачье сословие с традиционным воспитанием, когда мальчик в 3 года сажался на коня, в 5 участвовал в соревнованиях, в 7 лет умел обращаться с шашкой и бебутом. И все это не в одиночку, а в ватаге, с развитием товарищества, под присмотром стариков (дедов), с развитием и усилением генетически заложенных поколениями свойств характера, способных к восприятию и выработке высочайших степеней крепости духа, и владения собой, ведущих к обретению навыков и приёмов “характерников”. К 16 – 17-ти годам это уже личности, и в физическом, и в духовно–нравственном соответствии: “в здоровом теле – здоровый дух”. Эта пословица русская, а смысл ее в духовной связи неукоснительной веры в духовную крепость свою, с Божьей помощью и энергией, заложенной в каждой клетке обретенного тела.

Нет, конечно, я не бесчувственен. Я чувствую боль, и жжение, и колкость, и разрыв, но я управляя своими чувствами способен сколь угодно, или сколь необходимо по обстоятельствам, во имя жизни, во имя нужды правого дела – терпеть, переносить, силой воли усмирять эту боль. При этом оставаясь, как бы безучастным к ней.

В госпитале находился недолго. А после комиссии, которая предоставила мне отпуск по ранению, я тут же обратился в администрацию местной власти, т.е. в Райисполком, где добровольно (а как же иначе), записался в мобилизацию Гос. Комитета обороны, на работу по заготовке дров для транспорта. Как важен настрой каждого из нас. На лесоповале в колонии – каторга. А на лесоповале – том же самом и с теми же условиями, но “за Родину, за Сталина!” – это благородный труд с желанием всё превозмочь, и “2 куба на брата”, и свалить, и очистить, и распилить, и сложить – в радость, с прибаутками. Мужиков мало, больные и немощные старики, да бабы. А лошади? В основном брак, здоровые и сильные – в обозах, на фронте. И надо здорово постараться, чтобы на кляче, в зиму 42-го (особенно лютую), в пургу и метель, вывезти на каждой 0,75 куба, по снежнику с раскатами, да всё в гору, к железной дороге. Хоть вроде и не так далеко, 3-5 километров, с постоянной помощью, саднящими плечами и немеющими пальцами. Сопли вытереть не успел – ледышки. А ведь ночь. Днём валил – пилил, складывал. А дело делать надо – всё для фронта, всё для победы. Это правило было и на заготовке дров для транспорта, потом, при мобилизации того же ГКО, в тракторные бригады, по замене товарищей ушедших на фронт. Здесь пригодились мои начальные знания мотора и кузнечного дела. Очень любил я смотреть на работу ловких рук колхозного кузнеца, дяди Степана, в дер. Болкашино, где летом моя семья снимала домик на всё лето, а я обретал уверенную способность сельхозработника, ещё до войны. Я бесконечно благодарен своим родителям, которые в пределах здравого смысла и допустимого, позволяли практически всё.

Ужасы семьи, где отец с матерью занимаются в основном собой, к детям обращаясь с окриками: “Куда лезешь; отстань; смотри у меня; займись своими игрушками; тебе, что заняться не чем; уйди, вот пристал; вот паршивец; я тебе сейчас покажу;…” и так далее и тому подобное. Всё это напрочь убивает, угнетает инициативу, здоровую любознательность, интерес к новому, желание самого развития. А ведь все навыки, знания и умения заложены в мозгу человека на генетическом уровне, и если не мешать, не угнетать, а поддерживать и способствовать, то любой мальчишка, любая девчонка станут Кюри, Менделеевыми, Леонардо да Винчи, Черепановыми и Ломоносовыми.

Во всяком случае, даже собственным обычным примером могу констатировать – многообразие и уверенное использование способностей, в самых различных сферах деятельности. В разное время, но с успехом передовиков, исполнял работы выше средней квалификации как косец, тракторист, кузнец, слесарь (7 разряд), фрезеровщик, модельщик, плотник, столяр, маляр, штукатур, домостроитель, печник, закройщик, резчик дерева, живописец, инженер-конструктор, мультипликатор, режиссер-постановщик фильмов, художник-постановщик сюжетов, редактор, журналист–очеркист, иллюстратор газет, книг, журналов, график, карикатурист, поэт, философ, вокалист, проектировщик зданий и сооружений, архитектор, проектировщик приборов и аппаратов, комплексов и систем, дизайнер, автор сборников, книг, мастер фолерного искусства, керамист, да в общем и целом, какой бы вопрос не возникал, какая бы проблема не ставилась передо мной, я в крайнем случае удовлетворительно, а в основном решал задачи положительно с максимально возможным успехом, отвечая всем своим опытом и умением за высокое качество и надёжность.

Третья мобилизация ГКО привела меня и мою семью, которую я, юноша, должен был обеспечивать – это моя мама с маленькой сестрёнкой и бабушка, которой было за 80, в гор. Новосибирск, на завод 325 Наркомата боеприпасов. Стал я наладчиком токарных автоматов, точил корпуса подкалиберных снарядов, для авиационных пушек. 12 часов ежедневной работы в цеху, с пересменой из дня в ночь. 24 часа работы, с 2-мя выходными сутками в месяц, но при этом 6 часов, после каждой смены в 12 часов – работа на жел.дор. станции, на погрузке ящиков с готовой продукцией завода – снарядами. В цеху – рёв 36 моторов по 60 квт., туман и вонь перегоревшего масла, охлаждающего инструмент автоматов, промозглая сырость полуподвала и скудный обед. Но при этом я тысячник, т.е. норму перекрываю в 10 раз, обслуживаю не 3 станка по мирной норме, а 36, только успевай подтачивать инструмент. Ведь от удачно найденных и поддерживающихся углов заточки резцов и свёрл зависит их время работы, в пределах допусков, с соблюдением качества обработки и нормами ОТК. У меня получается. Но, простудился в дороге с завода до общежития, диагноз – дифтерит. В 18 лет он очень опасен. В больнице стал задыхаться и в полуобморочном состоянии набрёл на шкаф с медикаментами, у поста дежурной медсестры. Нашёл флакон со спиртом и выпил. Едва дополз до койки, но проспав до утра, выздоровел. Благодаря сильному ожогу горла – прорвался нарыв. Уже через несколько дней и как раз ко дню день рождения, 22 марта, пришёл на завод, где меня ждала повестка на мобилизацию. Кончилась моя комсомольская мобилизация, началась военная, фронтовая. Меня, как уже обстрелянного и претерпевшего, направили в НВПУ (Новосибирское Военное Пехотное Училище), где в 4-м батальоне, а именно 16-ой роте, с командиром ст. лейтенантом Ювеналиевым, готовили офицеров десанта и спецназа.

Следует особое внимание уделить личности командира воспитателя. Ювеналиев был образцом подтянутости, чисто выбритый, щегольски одетый, с отлично пригнанной формой, выглаженный чёткой походкой и выправкой. Разговор без слов-паразитов, всяких “ну, если, вообще, так сказать”, или мычаний, кратко, весомо, всегда по делу. И он, и начальник училища п-к Шумковский, были, Слава Богу, уцелевшими, окончившими училища ещё до революции, русскими офицерами, и я, и все курсанты, относившиеся к обучению основательно, в их лице брали на всю жизнь, достойный пример обязательности. Кстати это качество я полагаю за основное достоинство, несу его неизменным, следую ему постоянно во всём.

Совершенно естественно, что во время войны каждый час на счету, и есть острая необходимость обучение в теории совмещать с практикой, и всемерным оттачиванием мастерства владения всеми видами стрелкового и холодного оружия. Но, мы ещё обучались и умением использования различных средств связи, управления огнём и ведением стрельбы из противотанковых и зенитных пушек. Отрабатывали тактические задачи взвода и отделения в обороне и при различного вида наступательных операциях. Скорострельность и меткость стрельбы, с обеих рук и разного положения тела. Обучение проходило на территориях прославленных Юргинских лагерей, весной и летом 43 года, на тех же местах, где только – что готовилась к боям Сибирская дивизия и ушла под Сталинград.

Очень важно и это – отношение к преемственности и поколений, и к славе предыдущих формирований. Каждый может почувствовать особое отношение, и к земле, и к палатке, да той же дороге, представляя себе подвиги предшественников. Появляется духовное родство с вершителями истории, особый гордый огонь греет душу, сердце стучит возвышенней.

Я противник контракта, я за добрую волю, оплачиваемой осознанной необходимостью, ответственностью сына за род, гордостью жертвенности, с сознанием обязанности защищать род, родное жилище, родную природу, народ, Родину. Мне претит сквалыжное желание побольше заработать на общем горе, да и на подготовке к возможной беде, тоже. У контрактника, вольно или не вольно, вырабатывается привычка, всё измерять количеством денег, в том числе и за свою жизнь. И если оклад плюс премия за риск меньше его самооценки, то он либо сдаётся, либо сдаёт.

В русской армии не было наёмников, зато были победы и братская помощь всем попавшим в беду, от землетрясений, от вражеских нашествий, от наводнения. Поэтому слава русского оружия, и солдат, и моряков, известна всему миру. Все мы дети Божии. Надо внимательно изучать и хорошо знать историю родного народа, надо уважать и чтить память семьи, племени, героев и богатырей, учиться быть им достойной сменой, продолжателями общего дела развития и роста могущества Отчизны – это база патриотизма, исконной любви к Родине.

Очевидно, что есть различные пороки у разных людей, особенно у людей не верующих в кару Божию, живущих в сговоре со своей совестью или вообще не общаясь с ней. Достаточно или даже с избытком распространена лень (которая мать всех пороков), она же толкает к лживости. Однажды солгавший, безразличный к себе, к своей судьбе, соврёт и другой и третий раз. Обман рождает зависимость перед чёрным словом и как снежный ком окутывает душу. Пропал человек. Нет, он живёт, и даже богатеет на глупости других, на доверчивости окружающих. Он искажает жизнь многих и многих. А вот уже и необходимость преступления, ему свидетели не нужны. Страх быть раскрытым ведёт к убийствам, к насилию, катастрофе. Эти патриотами не станут. При первой же тревоге они бегут на запад, к своим счетам в банках, на купленные заранее земли, с домами за рубежом, в недосягаемость. Но, от себя то, они уйти не могут и конец их очевиден.

Воцерковление, приход к исповеди, причастие и приобретение в себе самосознания, сына Божия, духовного самостояния. Вот образование человека-личности, знающего и сильного обретённой правдою жизни, в вере, с надеждой и любовью. Такой человек способен на подвиг, ему можно доверять и довериться, встать рядом с ним, быть ему товарищем в справедливости действий. Без веры нет воина – есть пустослов, слабак. Даже словам его нет веры.

А моя судьба, сложилась так, что мне довелось быть и в позиционном противостоянии, и в активной обороне, с рейдами в ближние тылы противника, и в засадах на рокадных коммуникациях врага, препятствуя перемещениям и связи, в том числе. Приходилось мне проводить разведку боем, выманивая на роту силы гарнизона, осаждённого нашими войсками укреплённого населённого пункта. Есть опыт руководства с непосредственным участием в первой линии атаки, и в поле, и в лесу, и в населённом пункте. Следует отдельно остановиться на ведении атаки посёлка занятого врагом – ночью. Здесь, кроме предполагаемой внезапности, которая обеспечивается скрытностью проникновения на запланированный рубеж атаки, не ожидаемого врагом направления и возможно бесшумно снятия охранения с лишением дозора противника связи, приводятся в действие, продуманные пути следования, тщательно изученные в светлое время суток, с опорой на всевозможную скорость, специально подготовленной группы, которая создаст впечатление всестороннего окружения. Это послужит наименьшему кровопролитию. Так был осуществлён бой ночью на станции Хупываха, отбив готовый к отправке в Германию состав с мукой.

Разные состояния воина перед предполагаемыми атакующими действиями, требуют тщательной проверки психологической годности к решительным действиям. По собственному опыту считаю духовную подготовку, помимо всего прочего (готовности физической, подгонка, смазка и проверка оружия, освобождение от всего мешающего и лишнего) самым главным и решающим. Малейшая неуверенность, мандраж, повышенное волнение, страх ожидания – недопустимы. Напряжение должно быть, но прежде всего с уверенностью в победе, необходимости действий, решимость и решительность к делу, которым ты владеешь. Каждый должен чувствовать себя командиром, ведущим, а не ведомым и зависимым от приказа со стороны. Каждый принимает на себя ответственность за победу в бою, такая рать выигрывает и побеждает. А уж после удачного завершения операции, можно слушать взволнованные рассказы товарищей, будто им было особо трудно. Задачу выполняют личности, характеры, упорство и подготовленность верящих в победу и только в победу, уверенных в правильности дела.

В атаке главное – скорость и удар в главные узлы предполагаемого сопротивления.

Особенно полезны ночью гранаты и броски к местам соседствующим со взрывами с использованием автоматов, желательно укороченных. Штык был молодец у винтовки, когда в 41 я встретил парашютиста и посадил его на штык ударом в солнечное сплетение. Потом винтовка в ближнем бою с переходом в рукопашную схватку неуклюжа, мешает, и пригодна больше для оборонительных действий. В наступлении лучше пистолет-пулемет или наган, безусловно нож, кинжал, или тот же штык, снятый с винтовки. Лучше всего казачий бебут – обоюдоострый кинжал с широким клинком, длиной 30-35 см, им и ткнуть, и рубить, и резать удобно. Исстари бебут – главное оружие пластунов. Я же использовал в ближнем бою, в рукопашной кортик, он похож на бебут, только клинок в 2-3 раза уже. А лопатка может быть использована, если ничего другого под рукой нет. Все же она лучше в обороне. Так действуя ножом в правой, а лопаткой в левой руке, при необходимости выхватывая из-за пояса наган, хотя все же лучше производить меньше шума, стремительно очищать окоп за окопом, врываться в укрытия в поисках врага, постоянно держа на зрительной связи бойцов своей команды, спеша, прежде всего, им на помощь. Здесь ошибка или неловкость, задержка или сомнение – смерть. Она настигает в равной степени и кадрового солдата и новобранца. Основа характера должна быть выработана до набора, до призыва, до войны. Ювеналиев и его помощник, командир моего взвода Вазов, научили меня не испытывать страх за себя. Вложили в меня понятие страха, как высшую меру ответственности за своих товарищей, за своих подчиненных. Таким я и остался на всю жизнь. В бою, кстати, это меня не раз спасало. Спеша на помощь другу, я уходил от смерти.

Злоба, гнев, ненависть, добродетель, милость, спокойствие – качества свойственные многим в разной степени. Для себя приоритетными определяю честь и достоинство, но главные качества: ответственность и забота о тех, кто рядом в деле, и кто далеко, но на сердце, о ком думы и молитвы.

Для ведения боевых действий, в суровое время тяжелых испытаний Родины необходимы все человеческие позитивные качества, свойства и навыки. О них я написал в Правилах поведениях членов казачьего сословия, изданной “Памятки казака”.

Безусловно, нужна физическая подготовка, выносливость, но они бесполезны, если нет веры в победу правды. Так можно сказать о любом добром качестве, так как все они зависят от духовной крепости, от веры. Везде, в любых условиях, зимы, лета, весны и осени, на любом направлении, и в обороне, и в наступлении, под градом бомб и артобстрелов, в окружении и охвате – всюду наибольшая тяжесть ложится на солдата пехотинца. Он и в грязь, и в слякоть, и в вплавь, и в жару, и в мороз, замерзая, идет в бой, не зная конца, но веря, надеясь. Тяжесть неимоверная, да еще под обстрелом. И что греха таить, здесь и вши, и болезни, и ноги в мозолях и волдырях, и глаза слезятся, а старшина с продпайком где-то застрял, и сил уже нет.

Тяжелое испытание – война. Но при всем, при этом, испытанным мной, в любых условиях южной Кеми, – ничто по сравнению с условиями войны Кольского Севера – Заполярья. После 1945 года, постоянно живя и работая в приличных условиях, я стал подзабывать особенности природы Севера наложенных на войну, когда стреляют, когда рвутся скалы, когда падают самолеты, когда ветер 3 и 4, а если он 10 – 12, что частенько, и тебя несет, как перышко. Когда воевал, то испытывал все это, и сечку в кровь лица и рук ледышками брызг, и невозможность удержаться на скале, и провалы в топь под снегом, и налет зарядов местных, быстро летящих, смерчей из снежных воронок. Закрутит, и следующий шаг в провал за глыбой, а там длинное поле, ориентиров нет, все в снежном облаке, как в вате. А идти надо, тебя ждут, ждут два лотка с минами. Свист и грохот ветра очереди, группа 7-10 человек разметена, ничего не видно, это днем, то есть летом. Зимой, то есть ночью, еще сложнее. Валенки годятся только часовым. В валенках ходить нельзя – скалы покрыты тонкой коркой льда и зимой и летом. Только летом эта корка подвижна, подтаяла. В ботинках, подкованных, как на коньках, балансируя, осторожно осматриваясь, стремительно пересекаешь опасное место. Эти “опасные места” выявлены гибелью товарищей, их на пути, на пути проверенных маршрутов много. Но идти непроверенным кровью маршрутом нельзя, так как все пространство “Долины смерти”, перешейка между Кутовой и Малой Волоковой в 6 км и глубиной 600 метров до скал Муста-Тунтури, где расположены опорные пункты нашей обороны, простреливается, пристрелян каждый метр пологого склона долины. Тонкий слой грунта, державший когда-то на себе мхи и лишайники, давно смятен многочисленными разрывами. Кругом голые скалы, щебень, камни. Героизмом фортификаторов и самих бойцов были выдолблены в базальте и граните подобия “землянок”, щели и укрытия.

Проделана в линии обороны и зигзагообразная траншея. Но след её с накатом из бревен, даже тщательно замаскированный, с высоты сопок, где наши опорные пункты соседствуют с немецкими позициями на расстоянии броска гранаты, просматривается.

И если по этому крутому подходу начинается движение, что определяется немцами по дурацкому постоянству кем-то заведенного правила, при подготовке движения (заход в траншею) ставить дымовую защиту или производить отвлекающие действия, начинается массированный налет минометный и артиллерийский, разрушающий перекрытия. Причем если в это время взрыв в траншее настигает или застает группу, то гибнут все, от осколков и удушья. Идти сверху лучше, и лучше тогда, когда метет метель, когда туман, когда ни зги не видно из-за снегопада, или проливного дождя.

Когда уже вышел на пенсию, году в 84-ом по просьбе редакции газеты “На Страже Заполярья”, что издается в Североморске, я сделал общий вид Скал Муста-Тунтури. На этой картине я указал стрелками маршруты наших движений. Отметил и позиции, наши и фашистские. С этим стоит познакомиться. Эта картина оформляет помещение Совета ветеранов в доме “6” на Большом Козловском. Кстати, перевод Главного штаба ВМФ в С П – очередная “политика табуреточника”, граничащая с вредительством. Порушены связи с ГКП в горках, с У.С. Крюкова-Алибушева, и много чего другого. В разных газетах и журналах я говорил о своей службе, последний раз публикация была в журнале “Русский мир”, здесь мы беседовали с корреспондентом Макеевым. Советую почитать.

Сложности быта, сообщения, доставки первичной, то есть с Большой земли (из тыла) по морю и через Мотовский залив в порт Эйну, на п/о Рыбачьем. По моему проекту, на территории, где располагался аэродром подскока “Пумманки”, летом 2011-го года открывался, построенный Михаилом Орешетой, памятник Героям Советского Союза, принимавшим участие в обороне Рыбачьего и Среднего полуостровов. 23-го июля я и сопровождавшие меня духовые отцы, Леонид Камония и Иоасиф (Новиков), сбежав от Московского испепеляющего жара, душевно отдыхали в салоне газели, на приличном шоссе, по дороге из аэропорта до Титовки. В Титовке почувствовали уже достаточную прохладу и стали переодеваться в теплые вещи. Предстояло, пересев в вездеходы, проследовать еще 100 км до памятника на п/о Среднем. Темп движения снизился, дорога каменистая, Кутовая. Температура за бортом уже 10 °С. Приехали на место к 18 часам, здесь день постоянный и солнце светит (солнце светит по низу горизонта). С трудом вышли из машин. Ветер 15 м/сек, ледяной дождь сечет руки и лица, температура 0-2 °С. У микрофона невозможно стоять – качает. Кованная свеча на памятнике из стальных полос – звенит под ветром.

Кадило батюшек, освещавших памятник, рвет из рук, а полы одежды закидывает на голову – свистопляска кошмарная. Тут сопровождавшие меня гости хоть краешком почувствовали особенности условий нахождения на Рыбачьем. Стараясь быстро все завершить, упрятавшись в машины, а потом на территории бывшей погранзаставы, куда минут через 20, слава богу, добрались, грелись у костров варевом, приготовленным к нашему приезду с фронтовыми “стаграммами”. Такая погода не редкость здесь в любое время года. Дышать невозможно и некуда скрыться. А в войну? Когда еще и стреляют? И ты не гость, а ратоборец, с тяжелой работой, которую надо исполнять, в любое время суток, несмотря ни на что.

Так вот, здесь на Кольском Севере, война наитяжелейшая из всех мыслимых или возможных. Прячась в каменную яму, нашего на отделение “дома”, со стертыми в кровь пальцами рук и ног, с саднящими от ушибов и царапин болями всего тела, радуешься исполненным заданием и возможностью расслабиться, прихлебывая из кружки кипяточек, заваренной в котелке хвоей над костерком, постоянно поддерживаемым сменным дневальным. И с удовольствием ложишься на камни плитняка, где устроены наши лежанки. Камни окружены водой от стаявшего снега, с потолка постоянно капает. Все деревянное идет в костерок, неприкосновенным остается только ящик стола. На плитняк кладется шинель, а на шинель укладываюсь я. Немного полежав, постепенно согреваешься и засыпаешь, вконец обессиленный. Снится всякое, и теплое, и леденящее, но спишь сторжко, и слышишь сквозь дрему разговоры соседей, хлопки взрывов, звяканье пулеметной очереди, всплески ракет. Завтра старшина обещал баню, смену белья и “д.п.” с устатку.

Баня за бугром, за палаткой вещевого склада, заваленной сугробами снега. Из снежных кирпичей сложена стена, кольцом окружающая пару табуретов и ведро с мылом “К”. Банящиеся по очереди входят в круг, раздеваются до гола и обтираются полотенцем, смоченным в кипятке из котелка, принесенным с собой. Перед этим, снятое с себя нижнее белье, тельник и кальсоны замачивают в ведре с мылом “К” – белесым раствором от педикулеза, похожим на молоко. Затем отжимают над ведром предметы туалета и надевают на себя. Далее следует, схватив одежду (бушлат, ватник, брюки и ботинки на босу ногу) мчаться в палатку, где ждет горячая каша и стакан “ДП”, около буржуйки, единственной в батальоне. Смена белья происходит через две бани на третью, зато каждый банный день новые фланелевые портянки.

Здесь на Рыбачьем я был ранен трижды. Первый на маршруте, когда после выстрела снайпера упал со скалы первого опорного пункта, и провалившись в снежную расщелину, пролежал там пять суток, случайно найденный друзьями на шестые, но без сильных обморожений был доставлен на волокушах в госпиталь №2210 в Восточных Озерках. Второй во время бомбёжки, на территории аэродрома в “Пумманки”.

В третий раз, в рукопашной схватке на КПП фрицев, прорубая проход передовым отрядам наступления наших войск, 10 октября 1944 года. Был бы убит ударом в сердце, но, резко повернувшись кругом, сбил нападавшего со спины, среагировав на тревожный окрик товарища, отделался ударом в почку, смягчённым ещё и флотским ремнём.

Скорость, быстрота реакции – наш верный помощник и в обороне, и в нападении.

Нет человеческих слов пригодных, или способных, передать тяготы, трудности, невозможность, даже представления, условий войны в Заполярье.

Ибо условия эти нечеловеческие. Вместе с тем, нет на Земле места, куда бы я не стремился с такой силой и радостью встречи, как Заполярье. Об этом я пишу стихи, об этом я создаю произведения изобразительного искусства, серии акварелей по местам боевой славы. Показывая свои работы на выставках в музеях, в воинских частях, я удивляю местных жителей, военнослужащих, красотой природы Кольского Севера, которую они обнаруживают после просмотра моих работ. До этого они красоты не замечали. Во истину – имеешь не ценишь. Около 500 моих работ украшают стены музеев, комнат и кают боевой славы, в Спутнике, Заозёрске, Видяево, Полярном, Североморске, Североморске 3-ем, в Сафоново, в Высоком, в Мурманске.

Заботясь о духовном развитии людей милого мне края, я подарил, мной писанные иконы в храмы Видяева, Рослякова, Полярного, Спутника и Печенского монастыря.

Враг напавший на нас был сильным и хорошо подготовленным. Он шел завоевывать, убивать, жечь, громить и порабощать. Стараясь смягчить удары и сохранять то, что намечал использовать после завоевания. Так, например, немцы сохранили Липецк с его подземным аэродромом, некоторые города Украины и пр. Было много различных инженерных проектов, исполнение которых для них улучшало снабжение воюющей армии. Одним из таких была “Канатная дорога” в Заполярье. Когда по бездорожью, через болота и камнеломы, от сопки к сопке, от мачты к мачте, стационарно работающие дизельмоторы тянули подвешенные на тросах за ролики объёмные ковши и с грузами продовольствия, и с живой массой (например раненые). Так же подводилось и снаряжение, и боеприпасы, и сами орудия тоже. Изготовленные на заводе, сварные орудийные и пулемётные башни устанавливались на скалы, что было гораздо эффективнее, чем строительство дотов под обстрелом на месте использования. В рейдах, в которых приходилось участвовать, я удивлялся появившемуся препятствию, которого вчера не было.

Появившись впервые в группе воинской части, естественны знакомства и рассказы бывалых, которые делятся опытом. Но ничто не заменяет опыт приобретённый самим собой, в твоей работе и службе. И совершенно естественно лучшим правилам, принятым мною неукоснительно от л-та Вязова (о нем я упоминал ранее), это следование совету (приказу) “Делай как я!”. Сам став “бывалым” по этому правилу, способствовал сохранению самой жизни при исполнении сложнейших задач воинского долга, направленного на победу с верой в добро.

В напряжении постоянной необходимости исполнения приказов и задач, когда возможность передохнуть выпадает только сваливая с ног усталостью и послаблением выполненного: “Ну наконец-то поднял, ничего не уронил, не разбил, не расплескал, Слава Господу!”. То есть тогда, когда свершилось что-либо, и ты в этом участвовал, понимаешь, что сделал, что все в порядке, и есть удовлетворение добрым твоим участием. Теперь есть возможность и поспать, набраться сил, завтра предстоит нелегкий трудовой день и опять под обстрелом. В этих условиях нет места унынию или каким-то мыслям о побеге или о самостреле.

Все у всех на виду, и высшая честь, и награда – есть удача в исполнении дела. Уныние, кстати, одно из смертных грехов, когда нет надежды, нет веры, когда потерян дух, а есть только страх и желание уйти.

Такое я видел на Полтавщине, когда после испытания страхом смерти, естественно возможной, два бойца, кстати, воздушно-десантного полка, сговорившись, разошлись по сторонам оврага, стреляли друг в друга. Я видел их маневры, сначала не понял смысл, но когда один из них попал другому в локоть, и тот завизжал от боли с проклятиями и матерщиной о том, что не даст ему уйти, выстрелил другу в колено. Тут было не до смеха, и я вынужден был вмешаться. Вот тут уж действительно убедился в силе Божьей кары за зло. Появившийся в небе на бреющем полете “костыль” – немецкий самолет разведчик расстрелял обоих из пулемета, а на втором заходе обратился и на свидетеля, на меня. Неприятно чувствовать себя куском сала, прыгающем на “раскаленной сковородке”, дрожащей земле от брошенных нескольких бомб, сливающихся в общий гул, очевидно, патроны он израсходовал все. Я же лежа на спине пустил по нему очередь из Дегтяря, удачно прихваченного с собой из роты, и вызванный в штаб полка, где планировалось завтрашнее наступление 13.02.42 г. (22 Воздушно-Десантный Гвардейский стрелковый полк).

Для себя делаю такой вывод: чем менее ответственна служба, чем безответственней и успокоённей престижем, условиями (плодородного периода конца солнечного лета) (вспоминается сливовый ковер хутора Безруки, теплая вода ласковой Ворсклы), тем ужаснее неизвестность ожидаемых событий, тем неотвратимее для слабых духом, замкнувшихся, видящих только себя ослепленных страхом, желание скорее уйти отсюда, сбежать, но при этом и обмануть всех, стать героем.

Все люди разные, разные были и политруки. Были Клочковы, Логвиненки, Шестираковы, но были, чего греха таить и слабаки, эгоисты, хитренькие себялюбы, все беды валившие на новичков, или тех, кто правду ищет. И на Севере такие бывали. Народ он всё видит, его не обманешь. На стенке причала, под настилом, в порту Полярного достаточно весомо, гласила надпись метровыми буквами “Смерть немецким оккупантам и майору Козюре”. Его от греха подальше перевели комендантом Киева, но он и там, говорят, недолго прожил. К сожалению, лихие девяностые, многим из подобных слабаков, но хитреньких, своекорыстных деятелей, в мути круговерти, пробрались во властные структуры и много горя продолжают творить и теперь, путая добро со злом. Враг, он везде враг, и на фронте и в тылу. В тылу под маской своего, он, пожалуй, пострашнее, у него развита и очень хорошо мимикрия. Он актер высшей категории. С виду и на словах правильные, а на деле грифы-падальщики и Зурабовы, Чубайсы, что в переводе с арабского означает – кошмар и Грызлов – злобно грызущие всех ему мешающих.

Мне лично на войне довелось быть в коллективах студентов, курсантов, и в обучении, и на фронте (я был командиром воздушно-десантного взвода состоящего из тех же курсантов, которые из училища приехали вместе со мной, пополнение гвардейских частей Воронежского фронта, потом стал командовать ротой и в отдельных спецзаданиях). В штурмовом десантном батальоне народ был грамотный и подготовленный. Об этом составе и причинах их участия в исполнении работы “ботиков” следует говорить отдельно, это ведь по существу работа скрытого спецназа, требующая особой приёмной и духовной готовности. И потом, после третьего ранения моя служба в 30-ой отдельной эскадрильи Северного Флота тоже была в товариществе с грамотными и честными людьми. Один только командир, капитан Шагов, мог допустить для себя высказывания при неудачном вылете на задание: “Гнать тебя надо к едрёной фене из авиации”. Кстати, году в 92-ом на собрании ветеранов в Центральном музее Вооруженных Сил я встретил его генерал-лейтенантом ВВС.

Так что проявлений сомнительных чувств, малодушия или какой-либо измены мне видеть не довелось, вне зависимости от театра действия и времени года. Во время излечения в госпиталях, которых мне пришлось пройти немало, главным залогом моего скорейшего восстановления всегда был я сам, движимый желанием помочь слабым и словом, и делом, и примером своего отношения к боли, к болезни, к желанию жить, быть полезным людям.

Характерно, что после травмы позвоночника и артроза коленных суставов я, закованный от шеи до левой пятки в гипс, не могущий самостоятельно ни лечь, ни встать, после того, как меня ставили, поворачиваясь как игрушка “бычок – белый бочек” и переваливаясь, добирался до главной операционной госпиталя. И по договоренности с хирургом Коневым, Васильевым, Алексеевым и начальником Капланом Л.Д. помогал за столом в перевязках, дачи наркоза, обслуживание операций, а со временем и удаление осколков, после – вскрытие полостей, наложение кожных швов, да во всем. Так как, на нашу общую беду, снаряд Длинной Берты в 350 мм, которую немцы привезли и установили у высоты 460, попал в землянку с медсестрами, и помогать хирургам стало некому. Я же, в институте художественного воспитания на втором курсе прошел и изучил курс анатомии человека. Более подготовленного не оказалось. Да и сам я не мог быть без дела и в стороне от необходимости. Так с 15 апреля и до 25 мая, за 40 дней моего здесь пребывания своими руками перевязал и участвовал в манипуляциях по обезболиванию, извлечению осколков и пуль, ампутациях и прочих необходимостях около двух с половиной тысяч раненых. Многих из них хорошо помню и молюсь об их здравии.

Основные боевые действия в войне в Заполярье окончились с изгнанием фашистских войск и освобождением Петсамо (ныне Печенги), Никеля, Линахамари и Киркенеса. Первым командиром порта Киркенес стал комиссар тральщика Ленин кап. л-нт Кузинов Иван Михайлович. Мы с ним после войны встретились на совместной работе в школьной комиссии Советского комитета ветеранов войны, на Суворовском. Служба пошла в основном по борьбе с “волчьей стаей”. Агонизируя, немцы до 50 лодок бросили на бой в Баренцево и Карское моря. А мы после победы на Севере стали готовить помощь и отправку войск, в первую очередь морскую пехоту с Героем Советского Союза Леоновым, ПЛ-56 с командиром Щедриным, части авиации на восток, к японцам. Теперь на сокращенный Северный флот легли новые задачи, более сложные. “Дервиш” продолжал поставлять боеприпасы и вооружение, транспортные средства и горючее. Опасность проводки караванов возросла. Но радостных дней прибавилось, и если мы шли раньше к Победе по бедам, то теперь Победам открылся зеленый свет, и счет потопленных авиацией и 40 Бригадой торпедных катеров, которой командовал адмирал Чекуров, шел на десятки. В декабре 44-го, экипажи нашей эскадрильи перебрались из тесного помещения квартиры в Нижней Ваенге в просторные, прекрасно оборудованные землянки на самом аэродроме, освободившиеся от уехавших в приморье на Восток для военных действий против Японии. В декабре я выписался из госпиталя. После последнего тяжелого ранения я занялся установкой нового вооружения на нашем самолете ПЕ–2. Стали получать новые Ил–4.

Дни замелькали быстрее. Стали чаще наведываться в наш ДОКАФ (Дом Красной Армии и Флота) ансамбли и артисты театров, там же заработали кружки самодеятельности. Мы наконец-то получили отрезы ткани, сукно и шевиот и пошили в Мурманском военторге приличную форму. Так что в мае 45-го в Москве, куда мне выпала честь отправиться в отпуск, я предстал перед родными и близкими, а главное перед друзьями детства заправским моряком. Дослуживал я до комиссования неполных 4 месяца и уже 13 октября был признан ИОВ (Инвалидом Отечественной Войны) третьей группы. 24-го был снова в Москве, и первым делом поступил в институт. 17-го ноября женился и взял на себя ответственность за обустройство семьи, дома и питания, одежды и здоровья. Все это оказалось гораздо более сложным, чем война и любые тяготы и испытания для Победы над врагом. Во-первых: уходя на фронт из своей четырехкомнатной квартиры №64 в доме 1/2 по ул. Правды, которую я унаследовал после смерти отца, бывшего пайщика ЖАКТА, получившего ее как руководитель строительства ЧТЗ (в Челябинске) и оплатившего ее стоимость, я оставил ключи в ЖАКТЕ с просьбой сохранить за мной хотя бы одну комнату, а именно библиотеку, собранную отцом. Но в дом меня не пустили, квартиру занял начальник штаба МПВО Политов. На том основании, что меня лишили жилплощади, когда я был на фронте, за неуплату квартплаты более трех месяцев. При этом было заявлено, что мобилизация ЦК ВЛКСМ не есть военная, а стало быть трудовая, а льготы военнослужащих на эту категорию лиц не распространяются. Следует добиваться жилплощади через суд. Но это уже совсем другая история.

Уважаемый Кирилл! В заключение.

Ответив на Ваши вопросы, как я себе представляю их существо, и рассказав на своем примере жизни и участии в грозном, грозовом времени войны, я пришел к выводу, что самое главное, выведенное из личного опыта, из опыта прошлых поколений, из учений наших гениальных тактиков и стратегов, побеждавших в тяжелейших противостояниях и, как правило, меньшим числом одолевая грозных противников, вовсе не то, чтобы в сражениях, часто кровопролитных с гибелью многих и многих, неизменно приводивших к тризне над поверженным врагом. Эти победы после тяжелейших путей по бедам всегда со слезами на глазах. Всякая война это зверское уничтожение себе подобных и самих себя, хотя и во имя мира. Гораздо важнее, главнее, ответственней и Господу Богу угоднее, Им благословляемое и более соответствующее учению Иисуса Христа, славимое Пресвятой Троицей и Всеми Святыми это сохранение мира, недопущение драки (драка – это не человеческое, а дурацкое, обезьянье, животное состояние особей, не имеющих способностей речить, мыслить, разуметь).

Человек, не знакомый с учением Иисуса Христа Сына Божия нехристь варвар, с незапамятных времен перенимал все зверские повадки и приемы к победе над себе подобными для завоевания добычи на выживание. По природе вещей, регулируя численность той или иной особи, сам являясь предметом поддержания общей жизни мира животных, будь то песец или тушканчик, многими веками выживания продолжения рода, стали человеку примерами выслеживания или отступления, схваток в жизненноважных и болевых центрах. Человек, творчески осмысливая все видимое им, разработал системы ведения схватки с врагом сотнями различных сочетаний приемов. Джиуджитсу, дзюдо, кунгфу, ушу, кикбоксинг, бокс, самбо, карате, да стоит ли продолжать перечень будто бы соревновательных ныне школ и методик, каждая из которых имеет и ступени тренинга и ступени поражения вплоть до смерти. Пройдя суровую школу подготовки в боевых условиях, лично я имею возможность отправить на тот свет противника разными способами. И прежде всего теми, которые не оставляют следов насилия.

Придя с войны, в мир восстановления народного хозяйства, строительства жизни без насилия и уничтожения, я дал кардинальную подписку, что не имею права использовать даже частично, то чему был научен и что было моим повседневным оружием при всех моих участиях в боевых действиях – разведоперациях, обеспечении десантирования, засадах и прочем. Были, конечно, в моей жизни минуты, когда я сожалел об этой моей подписке, нечего греха таить. Но я бесконечно благодарен провидению старших, взявших у меня эту подписку, которую я Слава Богу не нарушил, был честен, хотя и страдал неоднократно от каверз, подлости, обманов нечисти людской.

Прожил жизнь добрую в постоянном труде на благо и вот к чему пришел:

Да, подготовка самая разносторонняя, многообразная и всевозможная – необходимость. Нужна постоянная готовность применения силы и мощи, оснащенной самыми совершенными средствами, приборами, оборудованием, вооружением и боезапасами. Нужны программные, плановые периодические испытания этой готовности с оптимумом (то есть достаточным для устранения сдерживания любых потенциальных врагов, набором демонстративных мер) показа готовности ближним и дальним соседям. Вместе со всем этим нужна широчайшая пропаганда мира, с красотой природы Матери Родины, счастливым детством здоровых поколений, радости творческой созидательной работы во благо народа, его будущего развития и расцвета.

Главное не воевать и побеждать – главное жить в мире и сохранять его всеми силами, пусть даже с позиции силы – это предназначение всех миролюбивых славянских народов нашей земли, с верой и правдой, во славу Господа Вседержителя.

Очень созвучно моему разумению и опыту стихотворение косовского сокола, серба Благое Баковая:

Молитва о мире

Сохрани этот мир на воде и земле
В чистоте ноздреватых хлебов на столе.
Сохрани для того, кто дает и берет.
Сохрани в тех картинках, что видит народ.
В каждом имени мир и покой защити
И тепло молока в материнской груди.
Пусть ни крик, ни беда нам бровей не сведет.
Пусть никто в этот мир палачом не войдет
И рукам этот мир не позволь разрушать.
Чужой воле во власть рук своих не давать.
Сохрани в каждой точке его, в запятой,
В медоносной идее пчелы трудовой
Сохрани мир рассказам, статьям и стихам,
Мир в молитвах, что вечными ведомы нам.
Сохрани тишину, где прозреет слепой,
Где ученье Христово постигнет любой.
Сохрани нас и в мире с самими собой.
Сохрани этот мир наш прекрасный, земной,
Сохрани… Сохрани… Сохрани…

И Господь и друг Благое простят меня за некоторую редакцию и дополнения мои, против или не одобрят в полноту оригинале.

С уважением Г.Возлинский

И вот опять, как семь десятилетий
Тому назад, я здесь у вод морских.
И нет, как не было покоя
И сердцу и душе фронтовика…
О, сколько ж пережитого до ныне.
Как тяжек груз событий и забот…
Вновь правит путь
Стремление до цели,
Благоусердного свершения побед
Над ленью, ложью, слабостью, сомненьем…
Господь всевышний, не истяжи нам силы
В преодолении пороков и преград.
Духовной крепостью умножь ряды бойцов
За благо всенародное России.
И здесь и там, где поступью юнцов,
На смену ветеранам – ратоборцев
За торжество лишь правды и добра,
Прейдем все тернии до Светлого Престола
На славу вознеся слова –
– Христос Воскресе!
Всем словам основа!

Георгий”